Эбби перевела дыхание, оглядев своих коллег-ординаторов. Неужели она уже испортила себе репутацию? Времени на мысленный анализ сказанного у нее не было. Надо продолжать.
— Основные показатели пациентки: давление — девяносто на шестьдесят, пульс — сто ударов в минуту. Как я уже говорила, ей сделали интубацию. Спонтанное дыхание отсутствует. Дыхание полностью обеспечивается за счет механической вентиляции легких со скоростью двадцати пяти вдохов в минуту.
— Почему выбрали такую скорость?
— Для поддержания легких пациентки в состоянии гипервентиляции.
— Зачем?
— Чтобы понизить содержание углекислоты в ее крови и тем самым свести к минимуму отек мозга.
— Продолжайте.
— Как я уже говорила, осмотр головы выявил сложные и вдавленные переломы черепа левой теменной и левой височной областей. Наличие сильных припухлостей и ран на лице затруднило осмотр лица и выявление возможных переломов лицевых костей. Зрачки пациентки находятся в среднем положении. Реакция отсутствует. Ее нос и горло…
— А окулоцефалические рефлексы?
— Я их не проверяла.
— Не проверяли?
— Нет, сэр. Не хотела трогать шею пациентки из-за возможного вывиха позвоночника.
Легкий кивок Генерала свидетельствовал, что ее ответ принят.
Эбби принялась описывать состояние отдельных органов пациентки. Дыхание — нормальное. Сердце — без видимых патологий. Живот мягкий. Доктор Уэттиг ее не перебивал. К концу рассказа о неврологическом осмотре жертвы ДТП Эбби говорила увереннее, даже с вызовом. А почему она должна робеть? Она же хорошо знает свое дело.
— И каковы были ваши впечатления перед тем, как вы увидели рентгенограммы? — спросил доктор Уэттиг.
— Среднее положение зрачков и отсутствие реакции, — начала Эбби, — позволяют говорить о возможном сдавлении среднего мозга. Вероятнее всего, вследствие субдуральной или эпидуральной гематомы.
Эбби помолчала и уже с тихой, но явной уверенностью в голосе продолжила:
— Это подтверждается данными компьютерной томографии. Выявлена обширная левосторонняя субдуральная гематома со значительным линейным смещением. Для удаления сгустков нам пришлось обратиться к нейрохирургам.
— Итак, доктор Ди Маттео, вы утверждаете, что ваши первоначальные впечатления полностью подтвердились?
Эбби кивнула.
— А теперь посмотрим, каково состояние пациентки на данный момент, — сказал доктор Уэттиг, подходя к койке.
Ручкой-фонариком он посветил в глаза пациентки.
— Зрачки не реагируют, — сказал Генерал.
Костяшками пальцев он сильно нажал на грудину. И снова — никакой реакции. Тело пациентки даже не шевельнулось.
— Реакции на боль также нет. Ни постуральных, ни каких-либо иных реакций.
Все ординаторы вплотную окружили койку, но Эбби осталась стоять в ногах пациентки, внимательно глядя на забинтованную голову. Пока доктор Уэттиг проводил осмотр: стучал резиновым молоточком по сухожилиям, сгибал пациентке локти и колени, Эбби чувствовала, как на нее вновь наваливается усталость. Она уже не следила за действиями Генерала. Взгляд Эбби был устремлен на голову пациентки. Перед приходом нейрохирургов той состригли все волосы. Эбби помнила волосы этой женщины: каштановые, густые, перепачканные кровью, в осколках лобового стекла. Осколки застряли и в ее одежде. В приемном покое Эбби помогала медсестрам раздевать пациентку. Блузку пришлось разрезать. Бело-голубую шелковую блузку с лейблом дома моды Донны Каран. Почему-то эта деталь глубоко врезалась Эбби в память. Не кровь, не сломанные кости, не покалеченное лицо. Блузка от Донны Каран. У Эбби дома тоже была блузка от Донны Каран. Она представила, как ее пациентка, тогда еще здоровая и полная сил, замирает у стойки, перебирая вешалки с блузками. |