|
Как чудесно было вдыхать холодный ночной воздух, пронизанный острым запахом вереска. Хотя уже давно стемнело, он различал и сосновые рощи вокруг, и уходящие вдаль болота. Это напоминало ему гравюру Бодмера, которая висела в кабинете отца. Небо было совсем черное, но кое-где сквозь облака сияли звезды. Рассвет еле брезжил, когда он добрался до церковного двора в Зюндерте, — откуда-то издалека, с темных полей, покрытых молодыми всходами, доносилось пение жаворонков. Родители понимали, что сын переживает черные дни. Летом все семейство переехало в Эттен, маленький городок в нескольких километрах от Зюндерта. Теодор получил таи вновь место священника. В Эттене была обширная площадь, обсаженная вязами, на паровике можно было поехать в Бреду — довольно большой, оживленный город. Для Теодора назначение в Эттен было все-таки шагом вперед. Близилась осень. Винсенту надо было снова устраивать свою судьбу. Урсула все еще была не замужем. — Ты не на месте там, в этих магазинах, Винсент, — говорил отец. — Сердце твое внушает тебе служить богу. — Да, ты прав, отец. — Так почему бы тебе не поехать в Амстердам и не начать учиться? — Я поехал бы, но... — Неужели ты в душе все еще колеблешься? — Нет, отец. Мне трудно объяснить это сейчас. Дай мне время подумать. В Эттене проездом побывал дядя Ян, живший в Амстердаме. — Комната в моем доме ждет тебя, Винсент, — сказал он племяннику. — Досточтимый Стриккер пишет, что он подыщет тебе хороших наставников, — добавила мать. В те дни, когда Урсула одарила его страданием, он стал самым обездоленным из всех обездоленных на земле. И он знал, что лучшего образования, чем в Амстердамском университете, он нигде не получит. Ван Гоги и Стриккеры примут его с распростертыми объятиями, ободрят, согреют, поддержат деньгами, снабдят книгами. Но он никак не мог решиться. Урсула была еще в Англии, не замужем. Разузнать о ней что-либо в Голландии не было никакой возможности. Он раздобыл английские газеты, написал по нескольким объявлениям и в конце концов устроился учителем в Рамсгейте — приморском городе в четырех с половиной часах езды по железной дороге от Лондона. 7 Школа мистера Стокса стояла на площади, посреди которой был большой сквер, обнесенный железной оградой. В школе училось двадцать четыре мальчика от десяти до четырнадцати лет. Винсент должен был преподавать французский, немецкий и голландский языки, присматривать за мальчиками после уроков и помогать им мыться по субботам. За это он получал стол, квартиру и ни гроша деньгами. Рамсгейт был унылым городком, но Винсенту в его состоянии он даже нравился. Сам не сознавая того, Винсент в конце концов полюбил свои муки и лелеял их, как любят и лелеют дорогого друга, — непрестанная боль давала ощущение того, что Урсула всегда тут, рядом. Раз ему нельзя быть с той, которую он любит, ему все равно, где жить. Он хотел лишь одного — чтобы никто не мешал ему нести ту тяжесть, которую взвалила на него Урсула. — Вы не могли бы дать мне немножко денег, мистер Стоке? — спросил Винсент. — Хотя бы на табак и одежду... — Ну нет, с какой же стати? — отвечал Стоке. — Ведь я в любое время найду учителя только за стол и квартиру. В ближайшую субботу Винсент с утра пешком пошел в Лондон. |
