Его звериный вой становился все громче и тоскливее, в нем звучало
безысходное отчаяние.
— Надо что-то сделать, — громко сказал Винсент.
Светловолосый юноша остановил его.
— Самое лучшее — не трогать старика, — объяснил он. — Если вы заговорите с ним, он придет в бешенство. А так он повоет час или два и утихнет.
Стены в монастыре были толстые, но и во время второго завтрака Винсента терзали чудовищные завывания несчастного человека, громко
раздававшиеся в мертвой тишине. Винсент ушел в самый глухой уголок сада, стараясь скрыться от этих диких звуков.
В тот же вечер, за ужином, один молодой человек, у которого левая рука и плечо были парализованы, схватил со стола нож, вскочил на ноги и
приставил нож к сердцу.
— Час настал! — кричал он. — Я кончаю с собой.
Больной, сидевший справа от него, устало поднялся и отвел руку с ножом в сторону.
— Не сегодня, Раймонд, — сказал он. — Сегодня ведь воскресенье.
— Нет, нет, сегодня! Сейчас же! Не хочу жить! Я отказываюсь жить! Пусти мою руку! Я хочу убить себя!
— Завтра, Раймонд, завтра. Сегодня неподходящий день.
— Пусти! Я хочу вонзить этот нож в сердце! Говорю тебе, я решил покончить с собой!
— Знаю, знаю, но не теперь. Не сегодня.
Он отобрал у Раймонда нож и увел его, рыдающего от бессильного гнева, в палату.
Винсент повернулся к своему соседу, который трясущейся рукой старался поднести ко рту ложку супа, глядя на нее своими красными глазами.
— Что с ним такое? — спросил Винсент.
Сифилитик опустил ложку и ответил:
— Вот уже целый год не проходит дня, чтобы Раймонд не пытался покончить самоубийством.
— Но зачем же он делает это здесь, за столом? — удивился Винсент. — Почему он не спрячет нож и не заколет себя ночью, когда все спят?
— Наверное, ему не хочется умирать, сударь.
На следующий день Винсент снова сидел во дворе и смотрел, как больные играют в крокет. Вдруг один из них упал наземь и начал биться в
страшных судорогах.
— Живо! — крикнул кто-то. — Это припадок падучей!
— Держите его за руки и за ноги!
Четыре человека схватили эпилептика за руки и за ноги. Он дергался и бился так, что казалось, силы его удесятерились. Светловолосый юноша
вытащил из кармана ложку и стал разжимать стиснутые зубы припадочного.
— Эй, поддержите ему голову! — крикнул он Винсенту.
Судороги усиливались, потом затихали и возобновлялись, терзая беднягу еще яростней. Больной закатил глаза, в углах его рта выступила пена.
— Зачем вы засунули ему в рот ложку? — проворчал Винсент.
— Чтобы он не откусил себе язык.
Через полчаса эпилептик впал в забытье. Винсент и еще двое больных отнесли его на кровать. Этим все и кончилось; никто больше не вспоминал и
не заговаривал об эпилептике.
За две недели Винсент нагляделся, как все одиннадцать больных впадали в ту или иную форму сумасшествия: один буйствовал, рвал на себе одежду
и кидался на всякого, кто попадался ему на глаза; другой выл словно зверь; двое болели сифилисом; Раймонд вечно помышлял о самоубийстве;
паралитиков по временам охватывала невероятная ярость; эпилептик бился в судорогах; шизофреник страдал манией преследования; светловолосый юноша
панически боялся тайной полиции. |