|
Но Винсент никогда не умел выражать свои чувства словами. Ему пришлось бы сказать свое «прости» красками. Но сделать это не дано никому. Он поднял голову и посмотрел на солнце. Он прижал револьвер к боку. Он спустил курок. Он упал, зарываясь лицом в жирную, пряно пахнувшую землю, которая мягко и упруго подалась под ним, словно он снова возвращался в материнское чрево. 4 Через четыре часа он, шатаясь, прошел по темному залу кафе. Мадам Раву кралась вслед за ним до самой двери и увидела кровь на куртке. Она тут же кинулась к доктору Гаше. — Ох, Винсент, Винсент, что вы наделали! — простонал Гаше, вбегая в комнату. — Мне кажется, я плохо сделал свое дело. Как по-вашему? Гаше осмотрел рану. — Ох, Винсент, бедный мой друг, как вам было тяжело, если вы решились на это! Почему вы ничего не сказали мне? Почему вы хотите оставить нас, когда мы все вас так любим? Подумайте о чудесных картинах, которые вы еще напишете и подарите миру! — Не будете ли вы любезны дать мне трубку — она в кармане куртки. — Ну, конечно же, мой друг. Он набил табаком трубку и вставил ее Винсенту в зубы. — Огня, пожалуйста, огня. — Ну, конечно, мой друг. Винсент спокойно раскурил трубку. — Винсент, сегодня воскресенье, и ваш брат не на службе. Дайте мне его адрес. — Его-то я как раз и не дам. — Нет, вы должны его дать, Винсент! Нам надо снестись с ним как можно скорее! — Нельзя беспокоить Тео в воскресенье. Он устал, у него столько огорчений. Ему необходимо отдохнуть. Винсент остался глух ко всем уговорам и адреса дома в Ситэ Пигаль так и не сказал. Доктор Гаше сидел у него до поздней ночи, следя за состоянием раны. Потом он ушел домой отдохнуть и оставил Винсента на попечении своего сына. Винсент всю ночь лежал с открытыми глазами и не сказал Полю ни слова. Он то и дело набивал трубку и курил не переставая. Когда Тео пришел в понедельник на службу, его ждала там телеграмма от Гаше. Он сел на первый же поезд, шедший в Понтуаз, а затем в пролетке примчался в Овер. — Ну вот, Тео... — только и сказал Винсент. Тео опустился на колени и взял Винсента на руки, словно малого ребенка. Он не мог вымолвить ни слова. Когда пришел доктор, Тео тронул его за локоть и вывел за дверь. Гаше печально покачал головой. — Друг мой, надежды нет. Делать операцию, чтобы извлечь пулю, я не могу — он слишком слаб. Если бы не железный организм, он умер бы там же, в поле. Весь долгий день Тео сидел у кровати Винсента, держа его за руку. Когда наступила ночь и братья остались одни, они начали тихо говорить о своем детстве в Брабанте. — Ты помнишь мельницу в Рэйсвейке, Винсент? — Такая чудесная старая мельница, правда, Тео? — Мы все бродили там по тропинке около запруды и мечтали, как будем жить. — А когда мы играли летом во ржи — рожь была высокая-высокая — ты всегда держал меня за руку, вот так, как сейчас держишь. Помнишь, Тео? — Помню, Винсент. — Когда я жил в больнице в Арле, я часто вспоминал Зюндерт. Хорошее у нас с тобой было детство, Тео. |
