– Ты сказал, что Руэл готовится к вторжению Абдара.

– Да.

– Тогда почему ты согласился приехать на Циннидар?

– По многим причинам.

– По каким?

Картаук перешел в тот конец мастерской, где стояла печь, в которой медленно кипела в горшке какая то жидкость.

– Коли ты надумала поработать подмастерьем, то принеси мне из кабинета кисть с длинным волосом.

Маргарет прошла в кабинет и вернулась оттуда с нужной кистью.

Картаук принялся осторожно лить жидкий гипс на воск, тщательно заполняя при помощи кисти все мельчайшие щелочки.

– Я очень хорошо… заполняю пустоты, – сказал он негромким голосом.

Маргарет почувствовала странное тепло, охватившее ее. Сердце забилось чаще, совсем как тогда, во время их памятного разговора в Гленкларене. Она поспешно опустила глаза.

– А что ты будешь делать дальше? – спросила она, но дрогнувший голос выдал ее внутреннее волнение.

Картаук ничего не ответил, и Маргарет вынуждена была заставить себя посмотреть на него. В выражении его лица она могла прочесть мощь, силу, энергию и что то еще, что она затруднилась бы выразить словами.

– После того, как гипс схватится, я удалю воск и отполирую форму.

– А потом можно будет делать отливку?

– Чтобы гипс затвердел, надо выждать двенадцать часов. – Он приподнял брови. – Твой интерес подогревает меня. Скажи, Маргарет, а ты когда нибудь думала о том, какая печать могла бы быть у тебя?

– Нет, конечно, – удивилась она и переменила тему: – А у кого ты был подмастерьем в детстве?

– У своего отца. Это был самый искусный золотых дел мастер Стамбула. Он получал заказы от всех знатных людей города и даже от самого султана. Он обучил меня всем приемам работы. Но когда мне исполнилось тринадцать лет, отец потребовал, чтобы я ушел из дома.

– Почему?! – удивилась Маргарет.

– Зависть. Уже первые мои самостоятельные работы привлекли внимание заказчиков. Они отнесли несколько моих вещиц султану, и тот заинтересовался ими.

– Из за такого пустяка выгнать из дома своего собственного сына? – еще больше изумилась Маргарет.

– Мой отец не считал это пустяком. Его мастерство всегда было смыслом его жизни. Я догадывался, что такое когда нибудь может произойти, и готов был к этому. Отец, несомненно, прекрасно владел своим ремеслом. Но во мне горела искра Божья. Как у Микеланджело, у Челлини. Я сразу понял, что я больше, чем простой ремесленник. И не винил своего отца. Если сам не обладаешь большим дарованием, трудно жить рядом с гением. Будь я на его месте, я тоже испытывал бы такую же мучительную зависть.

– Но ты бы не выгнал своего сына!

– Откуда ты знаешь? – улыбнулся Картаук.

– Знаю.

И, к своему удивлению, Маргарет поняла, что это правда. За последние недели ей удалось намного лучше узнать Картаука. Он был тщеславен. Но он не был высокомерен. У него была необыкновенная уверенность в собственной одаренности, но его насмешливое отношение к прочим мастерам было не больше чем поза. Своеобразная игра. И Маргарет почувствовала невольное раздражение и даже злость на отца Картаука за ту боль, которую он заставил пережить мальчика. Обида не ожесточила сердце Картаука, но заставила его спрятать врожденную доброту под маской иронии и высокомерия.

– И все равно твой отец поступил плохо.

– Я же тебе сказал, что не виню его.

Но Маргарет внутренним чутьем угадывала, как болезненно он перенес этот удар.

– А как же твоя мать?

Картаук пожал плечами.

– Красивая и тщеславная женщина… Она любила украшения, которые делал мой отец. И не захотела, чтобы его гнев обернулся и против нее. – Картаук посмотрел в лицо Маргарет.