Погода стояла превосходная, и ласковое весеннее солнце приглашало буржуа подышать воздухом. Месье Жедедья Жаме прогуливался, как обычно, с зонтиком под мышкой, и был настроен вполне благодушно, как вдруг его шляпа просела под весом какого-то инородного тела. Сначала он не понял, в чем дело, испугался, поднес руку к пострадавшему месту и с понятным отвращением ощупал омерзительный предмет. Догадавшись, что за дождь просыпался на него с неба, месье Жаме, не вдаваясь в подробности космографии, истошно закричал:

— Свинья! Свинья!

Затем он вернулся домой. Голову он не потерял, но шляпу — безусловно. По возможности отчистив последнюю от вонючего подарка, посланного ему, как он думал, небесами, месье Жаме отказался от обеда и лег, чтобы в одиночестве полной мерой насладиться своим несчастьем.

Это было самое большое приключение в его жизни! Он никогда не забывал его и не хотел забывать.

Не удивляйтесь, что до сих пор вы не услышали специального рассказа о шляпе Жедедьи Жаме. Дело в том, что ей будет посвящена отдельная глава.

После упомянутого события жизнь месье Жаме потекла обычным порядком; он продолжал обучать юного Франсиса каллиграфии, причем с редким мастерством затачивал ему перья. Разок-другой его заставили поболеть чернильные брызги, вылетевшие из-под строптивого пера незрелого наследника. Но ни один отец не станет долго страдать от случайных ошибок своих отпрысков, если уж взялся за их духовное и религиозное воспитание.

Юный Франсис не был особенно охоч до прямых и косых палочек, приходилось его заставлять. Жаме-отец, который вообще никогда не шутил, отнюдь не был склонен к шуткам и в данном конкретном случае. Заточив все имевшиеся в доме перья, он запирал перочинный нож в ящик под двойной ключ и брал в свои учительские и отеческие руки линейку. Тут уж волей-неволей юному Франсису приходилось вступать на стезю наук, уже однажды пройденную Ньютоном и Лавуазье.

Со своей стороны, мадам Перпетю Жаме, в безоблачном детстве награжденная пятой премией за игру на фортепьяно, бесплатно, по-матерински, давала уроки прелестной Жозефине. Эта юная девица была вылитая мать и совсем не походила на месье Жедедью. Однако добродетельность племянницы Ромуальда Тертульена была настолько вне подозрений, что никакой самый отчаянный сплетник не осмелился бы сделать далеко идущие выводы из их разительного несходства.

Каллиграфия, одежда, клавесин занимали все время сей простой, но достойной семьи.

Какая же случайность выхватила месье Жаме из его уютного прозябания и швырнула в эпицентр событий и происшествий, таких далеких от его привычной жизни?

Глава III,

рассказывающая о том, почему мадам Перпетю Жаме носила в девичестве имя Ромуальд Тертульен и каким образом месье Ромуальд Тертульен оказался ее дядей

— Мадам Жаме! Мадам Жаме! Где мадам Жаме? Такое событие! Такое событие! Невероятное событие! Мадам Жаме! Скоропостижная смерть! На нас целое состояние падает с неба, откуда обычно ничего, кроме дождя и аэролитов, не дождешься! Мадам Жаме, Перпетю! Да иди же сюда!

Так кричал месье Жедедья, мечась как угорелый. Он читал и перечитывал знаменитое письмо с уведомлением о смерти его дяди Опима Ромуальда Тертульена.

— Да что там делает твоя мать? — с досадой спросил он юного Франсиса.

— Не знаю, — ответил ребенок, сидевший в туалете, примыкавшем к супружеской спальне.

— Должно быть, он очень богат, этот торговец! Но кто, черт возьми, мог написать мне это письмо? Мадам Жаме! Мадам Жаме!

В голосе месье Жедедья явно звучали необычные нотки.

— Франсис, пойди поищи мать!

Месье Жедедья жадным и любопытным взором рассматривал письмо, словно кабалистический документ, окаймленное черной полосой.