Осторожно накрыв ее одеялом, он сказал:

— Да простит Бог мою жестокость к тебе. Кто бы ты ни была, что бы ты со мной ни сделала, ты все же женщина… Почти что ребенок…

Присев у кровати, он продолжал:

— Ты ведь не можешь быть плохой со всех сторон, правда? Ведь в твоих жилах течет та же кровь, что текла в жилах моей Доротеи, и я ее светлым именем поклялся оберегать тебя. Правда, это было до того, как я узнал истину. Но я не разведусь с тобой. В роду Морнбери еще не было разводов. Ты останешься моей женой, и я не буду тебя больше мучить, хотя ты не сможешь рассчитывать на привязанность и дружбу с моей стороны. Надеюсь, ты понимаешь меня? Ты принесешь свое раскаяние тем, что поможешь сохранить мое имя, которое теперь стало и твоим, незапятнанным и будешь защищать его от насмешек и позора так же, как и я. Завтра я во всем откроюсь доктору Ридпэту, который принимал роды у моей матери, старому другу нашей семьи, и пришлю его к тебе. Если выяснится, что есть хоть единственный шанс, чтобы улучшить твою внешность, я не пожалею на это никаких денег. Это все, что я хотел сказать тебе сегодня.

Он говорил холодно и трезво, уже не чувствовалось, что он пьян. Магда, внимая каждому его слову, повернулась и смотрела на него не мигая. Он не мог не видеть волшебного сияния ее глаз, отливавших золотом при свете свечи и залитых слезами. Всхлипывая как ребенок, она проговорила:

— Я сделаю все, что вы попросите… все, чтобы доказать вам, что я не такая дурная, как вам кажется.

— Это не имеет никакого значения, какая ты на самом деле. Меня интересует только сохранение моей чести и доброго имени.

— Милорд… Эсмонд… — заикаясь, шептала она.

Но он не дал ей времени для оправданий. Граф нервно провел рукой по своей голове. Ему было немного дурно от выпитого, и он смертельно устал. Невозможно поверить, думал Эсмонд, что это моя брачная ночь и что эта всхлипывающая, напуганная до смерти девочка в большой кровати — моя законная супруга.

— Доброй ночи, — вдруг сказал он и повернулся к двери.

— Эсмонд… — позвала она его снова. Всем своим измученным сердцем она стремилась услышать от него хоть одно слово доброты и сочувствия. Но он, молча закрыв за собой дверь, исчез.

Магда покорно прилегла на подушки. С минуту она лежала неподвижно. Ноги ее так закоченели, что ей было трудно унять дрожь.

Когда Эсмонд только вошел, она испугалась, что он собирается насильно овладеть ею, но, кажется, получила отсрочку… Теперь же, умирая от усталости и переживаний, она была не способна заглянуть в будущее. Впрочем, мимолетный проблеск надежды все-таки сверкнул в непроглядной тьме ее отчаяния. По крайней мере, ей позволили остаться здесь и считаться женой Эсмонда. Это вселяло надежду, ибо Магда не вынесла бы возвращения в Уайлдмарш Мэйнор.

Серый унылый рассвет в Морнбери она встретила, так и не заснув и все еще плача. Уснула она ненадолго и была разбужена осторожным стуком в дверь. Вошла миссис Фустиан в полосатом платье и длинном белом переднике. Она принесла поднос с фруктами и чай, серебряную чашку овсянки, кувшинчик сливок, свежего хлеба, желтого масла и меда. Все это разительно отличалось от того, что Магда ела на завтрак в Уаилдмарш Мэйнор. У нее немного кружилась голова, от недостатка сна она чувствовала общую вялость, а глаза от ночных рыданий превратились в щелочки. Впрочем, молодое тело было здоровым, голодным и требовало своего. Девушка попросила миссис Фустиан отодвинуть шторы на окнах, поудобнее устроилась на кровати и откусила булочку. Служанка неуклюже присела в знак приветствия и кисло спросила:

— Ваша светлость желает что-нибудь еще?

Магда вспыхнула.