Сначала я ничего не могла понять в этом нагромождении линий и инженерных обозначений, и вдруг у меня аж дух перехватило — я узнала знакомый крестообразный силуэт с тремя расходящимися в разные стороны крыльями, окруженный стеной и раскиданными там и сям по саду хозяйственными постройками. Непонятная схема была планом Грейстоуна и, судя по небрежно набросанным комментариям к его механической начинке, представляла собой изначальный чертеж проектировщика. В уголке, почти полностью стершаяся после десятков прикосновений пальцев, скатывавших и раскатывавших лист, стояла дата — «1871».

Я бережно отложила план и, порывшись в окружающем беспорядке, нашла цилиндрический кожаный тубус для переноски чертежей и карт — такие использовали инженеры, механики, да и просто натуралисты-любители, изучающие дикую природу. Аккуратно скатав лист, я убрала его в тубус и положила на пол у стола. Я не собиралась выпускать вещь подобной ценности из поля зрения, пока не узнаю, что же за тайну скрывает Грейстоун. Однако, как ни интересен был чертеж сам по себе, он нисколько не приблизил меня к разгадке, к тому, чтобы найти Конрада, и я вновь вернулась к нагромождению книг и рукописей, хватая наудачу то одну, то другую и поднимая столько пыли, что и гуль бы задохнулся.

Большинство книг относились к фантастическим и даже еретическим — дешевые поделки, в которых крутые детективы преследовали роковых красоток, истории о путешествиях на дно океана в живой биомеханической субмарине… Одна толстая книга с вытертым корешком была полностью на немецком. В общем, все, избежавшее костров прокторов во время войны и после, оказалось здесь.

Немецкий мы учили — язык поверженного противника нужно знать, — но нам запрещали читать на нем вне занятий и вообще в пределах Академии. С глаголами у меня всегда был полный кошмар, но несколько заголовков попроще я разобрала: «Беляночка и Розочка», «Рапунцель», «Жених-разбойник».

Я положила том к футляру с планом — посмотрю позже. Сейчас отвлекаться нельзя, нужно искать брата. Кто-то из Грейсонов просто обязан был оставить какой-нибудь намек: что происходит в этом таинственном доме, зачем Конрад приходил сюда и почему вдруг исчез.

Я принялась листать рукописные тетради, пытаясь отыскать хоть что-то полезное. Несколько лежавших сверху оказались полной тарабарщиной — написанные каким-то шифром, да еще и почерк жуткий. Отпихнув их подальше, я полезла глубже в здоровенную кипу на самой нижней полке под окном. Вернувшиеся вороны расселись снаружи на карнизе, перекликаясь друг с другом.

— Если уж решили здесь торчать, могли бы по крайней мере вести себя потише и дать мне поработать спокойно, — проворчала я, но они только загалдели еще громче.

Потянув не поддавшийся с первого раза фолиант, я обрушила на себя целую лавину переплетенных и просто связанных стопками листов, и они завалили меня до самых щиколоток. Со словами, отнюдь не приличествующими благовоспитанной девушке, я принялась запихивать их обратно и тут заметила, что у большинства на первой странице есть какие-то цифры. Номера, насколько я могла понять, следовали в определенном порядке.

Перебрав тетрадей двадцать, я обнаружила на каждой один и тот же шифр из трех чисел: 45-6-12, 7-77-8 и так далее. И дешевые тканевые обложки, и роскошные кожаные переплеты пухлых томов — все несли на себе такие надписи. Открыв наугад один из пронумерованных журналов, я обнаружила внутри груду несшитых, пожелтевших от времени листов. На верхнем красовался рисунок животного с собачьей головой и ногами льва, к телу которого прикреплялись на шарнирах огромные распростертые крылья. Наброски — всего около сотни — были подписаны просто «Машинерия» и могли принадлежать только какому-нибудь гениальному безумцу.