– О шах Гарр, – молвил оружейник, – может, и найдется клинок такой средь трофеев наших после Канфрано, но не открою я тайны великой, ежели замечу, что у сабель этих франкийских лезвия нету острого для рубки!

– Во всяком случае, взгляни. Если не найдешь, сгодится самая длинная и прямая сабля, которая только отыщется. Да – и обязательно с заостренным кончиком.

– Да поразит меня Аллах до смерти, если не из тех ты, кто уколом коварным противника поражает! Отец мой, что кузнецом был у властителя хиндского, рассказывал о диковинах подобных в тех краях, но мои глаза никогда не просвещались созерцанием зрелища столь редкостного!

Медор приоткрыл глаза, хлопнул в ладоши и приказал своему денщику.

– Другую лютню, и повару вели немедля яства нести гостю моему для вечерней трапезы.

– А сам‑то что, есть не будешь? – поинтересовался Ши.

– Стеснилась грудь моя. Сыт буду я пищею размышлений собственных.

Взяв новую лютню, он пару раз брякнул по струнам и испустил продолжительную, скрипучую ноту вроде той, что производит палец, когда им проводят по стеклу. Кузнец все суетился и кланялся.

– Открылось мне, о владыка века, – трещал он, – что потребна кольчуга крепости необычайной и для плеча, и для правой руки...

Медор отложил лютню.

– Проваливай! – взвизгнул он. – Властитель шума и гама, чья мать была возлюбленной борова! Тебе надо, ты и делай эти поганые доспехи, а потом неси сюда, но только молча!

Когда кузнец выкатился из шатра, а слуга принялся расставлять перед Ши разнообразные блюда, молодой человек вновь углубился в пение и аккомпанемент. Для принятия пищи это было далеко не лучшее музыкальное сопровождение. Ши размышлял, как управиться с поданной ему клейкой массой без вилки. Вдобавок она оказалась зверски приправлена, но он так проголодался, что это не доставило ему особого беспокойства. Принесли кофе, все той же умопомрачительной приторности, что и на постоялом дворе. Медор оторвался от музицирования, дабы тоже принять чашечку. Когда он деликатно подносил ее к губам, Ши спросил:

– Да что тебя так гложет, в конце‑то концов? Ты ведешь себя так, будто только что потерял лучшего друга.

– О нет, – ответствовал Медор, – лишь обрел я его, но...

Он отставил чашечку, снова взялся за лютню и пропел:

Ах, горечь в сердце разлилась –

Любви изгнанья близок час!

Солнце зайдет, и с последним лучом

Покатятся слезы из глаз!

Хоть Ши особо и не потряс пафос автора, Медор уронил лютню и принялся всхлипывать.

– Ну, ну, возьми себя в руки, приятель, – принялся утешать его Ши. – Это ведь про твою подружку Бельфебу... Бельфегору то есть?

– То правда‑а! Истину ли ты молвил, что супруга она тебе? Иль хитрость то была, чтоб повелителю моему воспрепятствовать, владыке Дардинелю?

– Ну, – замялся Ши, – вообще‑то это очень долгая и запутанная история...

– Нет, не опасайся душу свою распахнуть товарищу своему по хлебу и соли! Истинная дружба превыше демона ревности, как философ говорит Ифлатун!

Ши просчитал свой ответ со снайперской точностью.

– Эту девушку я знаю уже довольно давно. Что же до остального, то ее нынешний статус как раз тот, в котором ты ее встретил в Каренском замке. Ну что, успокоился малость?

Когда Медор лишь горестно вздохнул. Ши прибавил:

– В общем, я уверен, что если мы наймем адвоката или как там его зовут...

– Воистину, шах Гарр, – перебил его Медор, – бредешь ты во тьме неведенья.