— А каким был его первый шаг?
— Он уволил меня, правда, к тому моменту я уже ушел по собственному желанию. Но Микс все равно уволил меня, по крайней мере, позаботился, чтобы об этом написали в газетах. Потом он уволил Мурфина и Квейна.
— Микса не беспокоило ваше будущее, не так ли?
— Конечно, нет.
— Вы хорошо его знали?
— Вероятно, лучше других, за исключением разве что его жены. Я хочу сказать, что изучал Микса так, как вы могли бы изучать насекомое или какую-нибудь живность из лужи.
— Вам он не нравился?
— Это не имело никакого значения. Я изучал Микса и поэтому мог предугадать его действия и ответные реакции на мои действия.
— Все это похоже на игру в шахматы.
— То была не игра. Скорее борьба. Или битва.
— И вы руководили предвыборной кампанией Хандермарка?
— С помощью Мурфина и Квейна. Кроме них, мне помогали лишь прихлебатели Хандермарка, кормившиеся за счет его долгие годы. Они то и дело впадали в панику.
— Но не Мурфин и Квейн?
— Нет, этих не так-то легко испугать.
— Разве Хандермарк не помогал вам?
Я чуть не начал рассказывать ему о Хандермарке, но вовремя остановился. Хандермарк умер, и Валло платил мне не за него, а за Микса. Но прошлое вновь ожило передо мной, особенно тот вечер, когда я пришел в кабинет Хандермарка, чтобы сказать, что шансы равны и его могут сбросить с престола.
Он сидел за столом, погрузневший, приятного вида, с мягким характером, в очках со стеклами без оправы, так и не вставший в один ряд с профсоюзными боссами. В АФТ-КПП его никогда не принимали всерьез. Мини презирал Хандермарка, Ритер его жалел, и я не знаю, что было хуже.
— Я только что говорил с Мурфином и Квейном, — сообщил я. — Еще не все ясно, но, похоже, нам не хватает двух или трех голосов. Возможно, даже четырех.
Хандермарк, помню, задумчиво кивнул и улыбнулся:
— О, я думаю, что все будет в порядке. — Он полез во внутренний карман пиджака, достал письмо, развернул его, не спеша прочел, иногда кивая, будто соглашаясь с написанным. — Это письмо от моего собрата по вере. — Хандермарк принадлежал к религиозному течению «Христианская наука». — Он уверяет меня, что силы добра победят силы зла.
— А не лучше ли, — заметил я, — позаботиться о том, чтобы силы добра наскребли еще десять тысяч долларов?
Силами добра, хотя я этого и не знал, в той ситуации являлось ЦРУ, и мне незамедлительно доставили эти десять тысяч. Наличными. Я их тут же потратил, как считал нужным и полезным. Но силы зла все равно набрали на четыре голоса больше, Хандермарк лишился работы, и потом я не раз задавался вопросом, обсуждал ли он загадку исхода голосования со своим собратом по вере…
Валло уже не хотел говорить о Хандермарке. Куда больше его интересовала моя персона.
— Что произошло с вами после того, как вас уволили?
— Я ушел сам.
— Да, разумеется.
— Я свалился с мононуклеозом, затем получил предложение включиться в избирательную кампанию одного сенатора. От меня требовалось изменить ее ход за последние четыре недели. А может, и три. Мне это удалось, наш кандидат победил, я получил много денег, заплатил за ферму и уехал в Англию.
— А что вы делали в Англии?
— Выздоравливал после мононуклеоза.
— А потом?
— Встретил свою жену.
Валло ждал, что я расскажу ему о Рут, но я молчал.
— Когда вы вернулись из Англии? — не выдержал он.
— В шестьдесят шестом. |