— Я привезу вина.

— Отлично.

После разговора с Ловкачом я сразу позвонил в Фонд Валло и спросил Уэрда Мурфина. Джингер, его секретарша, сказала, что Мурфина еще нет и она не знает, когда он появится.

В записной книжке я нашел домашний телефон Мурфина и позвонил туда. После третьего звонка трубку взяла Марджери. Ей очень хотелось поговорить об убийстве Микса, о котором она только что узнала. На этот счет у нее были интересные теории, главными действующими лицами которых выступали террористы. Когда мы детально их обсудили, я спросил, дома ли Мурфин.

— Его нет, — ответила Марджери.

— Ты не знаешь, где он?

— Ночью он приехал из Балтимора. Около двух часов. Мы легли не раньше трех, а утром он убежал после телефонного звонка.

— Какого звонка?

— Кто ему звонил, я не знаю. Телефон разбудил нас в семь утра, а в четверть восьмого он уже вылетел из дома. Даже не побрившись, хотя я и сказала ему, что надо побриться, потому что мы идем на похороны Микса.

— Когда похороны?

— Разве ты не идешь?

— Нет. Я еще не пришел в себя.

— Ерунда.

— Когда похороны, Марджери?

— В два часа.

— Если Уэрд придет, попроси его позвонить мне.

— Ты должен прийти на похороны Микса.

— Я подумаю об этом, — пообещал я и попрощался.

Я нашел Рут в ее студии — комнате с большим окном, выходящим на север. На этот раз моделью служил Честный Туан. Мои племянник и племянница как зачарованные следили за рукой Рут. Я подошел поближе, чтобы посмотреть, что она рисует. Судя по всему, бобры, живущие на ручье, собирались на день рожденья к Честному Туану. Рут как раз одевала бобров.

Она опустила кисточку в банку с водой и посмотрела на меня. Она уже успела испачкать нос синей краской.

— Ловкач приедет на ленч.

— Очень хорошо. Надеюсь, он любит арахисовое масло и студень.

— Он привезет вино.

— Под студень и арахисовое масло хорошо красное вино.

— Ты, как всегда, права.

— Раз это Ловкач, я могу приготовить омлет.

— Мне нравятся твои бобры, — сказал я.

Она окинула акварель критическим взглядом.

— Не слишком ли они манерны? — заметила она, а потом повернулась к Нельсону и Элизабет. — Почему вы не скажете дяде Харви, что́ мы тут решили. En Francais.

— Говори ты, — Нельсон подтолкнул сестру.

Элизабет мило улыбнулась.

— Мы будем хорошо себя вести и не беспокоить маму весь день, — сказала она на беглом французском. — А раз мы будем хорошо себя вести, наш дорогой дядя разрешит нам покачаться на качелях, а потом отведет нас в гости к бобрам.

— С удовольствием, — кивнул я.

— По-моему, отдых Одри не повредит, — сказала Рут.

— Вероятно, нет.

— Что ты собираешься делать?

— Пойду на веранду, сяду в шезлонг, задеру ноги и буду смотреть, как растут рождественские сосенки.

— Когда я все нарисую, я, пожалуй, приду и составлю тебе компанию.

Я сидел в шезлонге и смотрел на сосенки, перебирая в памяти события последних дней, от разговора с Мурфином и Квейном на этой самой веранде до выпуска новостей, сообщившего о смерти Арча Микса. К приезду Ловкача в половине двенадцатого я уже пришел к выводу, что заговор наверняка существовал, и почти догадался, кто является его вдохновителем.

Ловкач поднялся по ступенькам на веранду. Чувствовалось, что ему жарко и он чем-то взволнован.