Через два дня, вечером, когда усталая Катя вернулась с работы и уже ничего хорошего от жизни не ждала. Все воскресенье она провела у телефона, периодически хватая трубку и выслушивая в очередной раз кротовские размышления на тему взаимоотношения полов. К вечеру воскресенья Лиза тоже приуныла, так как ее Толик тоже не отзвонился.
Понедельник – гнусный день. И не только для похмельных субъектов, мучимых коктейлем из жажды, головной боли и суровой необходимости нести трудовую вахту. Для одиноких девушек, в очередной раз не получивших за истекшие выходные ожидаемых от жизни подарков, этот день тоже похож на горькую пилюлю. Особенно когда понимаешь, что выбрала не ту работу: не в том месте, не с теми людьми и не по призванию. Прошли те времена, когда должность библиотекаря была не таким уж плохим вариантом для молодой девушки. Хотя Катерина была уверена, что такие времена и не наступали. Она уже не надеялась, что однажды по дороге в эту избу-читальню ее подвезет прекрасный принц на лакированном авто или что в один прекрасный день она встретится в автобусе взглядом с тем единственным, который составит счастье всей ее жизни. Или хотя бы какой-нибудь моложавый доктор наук или перспективная звезда российской науки забредет в их библиотеку в поисках нужной книги. Эти наивные мечты испортили ей несколько лет жизни, оставив в душе унизительное ощущение собственной глупости и бездарно потерянного времени.
Весь день она проверяла старенький мобильник в надежде, что Саша все-таки звонил. Аппаратик был настолько древним и ненадежным, что очень часто у него не хватало сил протренькать бессмертную мелодию Моцарта. Но бездушный кусок сильно потрепанной пластмассы был глух к Катюшиным мольбам.
– Значит, есть во мне что-то, что отталкивает мужиков, – вынесла она себе суровый вердикт, глядя в заплеванное мокрым снегом стекло автобуса. Кособокие снежинки нехотя съезжали по грязным окнам, превращаясь в мутные слезы. Словно плач бомжа, вместо жалости вызывающий брезгливость. Катя не жалела себя. Ей было противно смотреть на носатое отражение, на собственные грустные глаза, с какой-то коровьей печалью и покорностью плывшие за мутным стеклом, на белокурые лохматые пряди, пристойно выглядевшие только с утра перед зеркалом после ночи, проведенной в бигуди. Все было не так. И сама она была не такая, и все это видели.
Самобичевание продолжалось ровно до того момента, пока трубка вдруг не ожила и завибрировала, наполняя прихожую настырным звоном ключей. Если бы не ключи, случайно брошенные рядом, Катерина вообще не услышала бы его.
– Привет, Катюша. Ты уже дома?
Конечно, она дома. А где еще может быть одинокая, незамужняя, несимпатичная девица с материальными и моральными проблемами?
– Ой, а я уже собиралась уходить! Ты меня в дверях поймал, – беззаботно чирикнула она, строго сведя брови в ответ на мамин изумленный взгляд. Елизаветины уроки не прошли даром. С Борей уловки были не нужны, так как он не собирался воевать с судьбой за свое счастье и на запасной аэродром заглядывал лишь изредка, видимо, чтобы проверить, не разворовано ли имущество. А Саша с самого начала должен воспринимать ситуацию так, что это не он, а ему делают одолжение. Хотя спугнуть случайно забредшую на огонек судьбу тоже было страшно.
– А ты куда собралась? – В его голосе звучало неподдельное удивление. – Я думал, ты по вечерам дома сидишь…
– …носки вяжешь, – завершила его мысль Катя, снисходительно хихикнув. – Это у меня еще впереди, когда мне дети внуков настрогают.
– У тебя есть дети?
Нет, определенно: мужчина с серьезными намерениями все воспринимает буквально, дабы извлечь из каждого слова максимум полезной информации, и любые приступы остроумия следует приберечь на потом.
– Нет, но будут.
– И скоро? – в его тоне стремительно пропадал интерес к общению. |