— Что это за шум?

— Норки ведут ночной образ жизни.

Натали слышался скрежет коготков о металлическую проволоку, шуршание маленьких тел, падающих на твердую землю и вновь яростно атакующих преграду. В клетках шла возня. Норки встревоженно пищали. От пронзительного звука закладывало в ушах.

— На воле они охотятся в эти часы. Даже через сорок поколений, проживших в клетках, норка, если ее выпустить, тут же начинает искать и находит реку. Наследственная память. — Лапшин включил фонарик.

Сотни глаз мгновенно сверкнули перед Натали — зеленых, красных… Александр водил лучом вдоль длинного уходящего во мрак коридора. Тускло поблескивали проволочные стенки клеток. За ними кипела жизнь. Зверьки покинули свои деревянные ящички-берлоги и прижались к проволоке. Они все, как один, уставились на неожиданных пришельцев. Натали поежилась.

— Они совсем не боятся нас.

— Они ничего не боятся. Им неведомо, что с них сдерут шкуру. Они уверены, что смогут убить всякое живое существо, встреченное ими на пути, даже большего размера, чем они сами. Самки наиболее опасны. Им нравится убивать без всякой цели, лишь для удовольствия. Одна сбежала из клетки в прошлом месяце, переплыла реку и успела прикончить пятьдесят кур-несушек.

— У них глаза светятся по-разному.

— Разная наследственность. Мы стараемся разнообразить оттенки меха.

— Уоллес здесь бывал?

— Хватит о нем. Выбрось его из головы!

— Он у меня в сердце!

— Как трогательно! Я чуть не плачу! — Лапшин быстро пошел с фонарем по коридору. Натали почти побежала вслед за ним, боясь остаться одной в темноте.

— Так он был здесь?

— Конечно. И надавал кучу советов.

Но не это было главным, что интересовало Натали. Она мучилась вопросом: почему Лапшин показал ей фотографию Дины? Задумавшись, она споткнулась и оперлась рукой о проволочную сетку. С быстротой молнии Лапшин рванул ее за руку. За проволокой мелькнули крохотные острые зубки. Натали в панике отскочила.

— Поосторожнее, миссис Невски! — Он направил фонарь в глубь клетки. Там метались зверьки без хвостов. — Они откусывают хвосты друг у друга.

— Я замерзла, — сказала Натали, тяжело дыша. — Уйдем отсюда.

Он снова взял ее под руку.

— Что вы здесь делаете, миссис Невски?

— Здесь?!

— Нет. Вообще в нашей стране.

— Я покупаю меха.

— Они лучше, чем американские? Или скандинавские?

— Пойдемте на свет. Я не могу разговаривать в темноте и в таком шуме. В аду, наверное, так же страшно.

Они покинули зверинец под навесом.

— Вы так и не ответили мне!

— Американцы и скандинавы повысили цены на пятьдесят процентов в этом году. Я хотела разжиться товаром в России.

— Но, говорят, наши норки не так хороши… Мне кажется, вы приехали не за товаром. Вы хотите окунуться в прошлое вашего убитого мужа?

— Я имею на это право.

Лапшин молчал.

— Есть и другая причина.

— Какая?

— Мои поставщики не верят, что я могу управлять фирмой. Я собираюсь это им доказать… Хоть я и женщина, но я хозяйка «Котильона». Они посмотрят, как я поведу дела в Ленинграде.

— Однако вы сейчас не в Ленинграде, а в Москве.

— Я решила отдохнуть. — Чтобы сбить его с толку и не вдаваться в подробные объяснения, Натали принялась разыгрывать из себя беспомощную и удрученную всякими напастями вдову.