— Мужчина, который написал письма, знал, что вы носили шелковые панталоны, мадемуазель.

Питер Торнтон был единственным мужчиной, которого она знала, кто имел доступ к ее спальне и интимному одеянию.

Кто еще мог знать…

— Я продала все, кроме одной пары панталон, на Сент-Джайлс Стрит. — Виктория не отрывала взгляд от этих опасных серебряных глаз. — Любой, кто следовал за мной, мог зайти после этого в магазин и купить то, что я продала.

Мысль, что незнакомец следил за каждым ее шагом, не успокоила Викторию.

— Это возможно, — признал Габриэль.

Но маловероятно, сказали его серебряные глаза.

Она не будет умолять. Плакать.

Ей не причинит боли то, что неприкасаемый ангел не верит ей.

Виктория повыше вздернула подбородок.

— Я не буду жертвой.

Чернота его зрачков поглотила серебро радужек.

— Вы уже жертва, Виктория Чайлдерс.

Осознание своих голой груди и плеч над светло-синим шелковым покрывалом и наготы под ним проползло по коже Виктории.

Он был слишком близко, от его тела исходил слишком сильный жар.

Как он мог сомневаться в ней?

Он рассказывал ей… Говорил о своих потребностях…

— И чья же я жертва, сэр? — с вызовом спросила Виктория. — Вы говорите, что есть человек, который причинил бы мне боль; я не видела этого человека. Вы утверждаете, что защитите меня, но именно вы угрожаете мне. Чья же я жертва?

Ее душевная боль на миг отразилась в его пристальном взгляде. На смену ей пришел холодный расчет.

— Вас терроризирует мужчина, мадемуазель. — Сдобренный корицей жар овевал ее губы. — Однако вы не выдаете его имени. Почему?

— Я не знаю его имени, — упрямо повторила Виктория. В ее голосе было неприкрытое отчаяние.

— Вы сказали, что это Торнтон.

— Да, — выдавила она.

— Почему вы не сказали мне его имени?

Она облизнула губы, ощутив вкус корицы, вкус дыхания Габриэля.

— Потому что боялась.

Она все еще боялась.

— Чего, мадемуазель?

И его голос, и его дыхание были лаской. Холодность в его глазах замораживала ее ресницы.

— Я боялась, что вы найдете его, — сказала Виктория.

— Но я, действительно, нашел его.

— Я боялась, что вы будете разговаривать с ним.

— Я, действительно, разговаривал с ним.

Черные точки застилали взгляд Виктории.

— Я боялась, что он расскажет вам, кто я.

— Я знаю, кто вы.

— Вы не знаете, кто я! — выкрикнула она.

Он не опустил ресниц при ее вспышке — вспышке, которая снова доказала, что Виктория не была той женщиной, которой, как она всегда думала, является.

Спокойной. Рациональной.

Выше желаний плоти.

Темное знание блеснуло в глазах Габриэля.

— Я знаю вас, Виктория.

Он видел ее голое тело, сказали его глаза.

Габриэль знал размер ее грудей, узость ее бедер, изгиб ее ягодиц. Но он не знал ее.

— Что вы знаете обо мне?

— Я знаю, что вы наслаждаетесь ощущением шелка на вашей коже. — Его взгляд скользнул по ее голым плечам, поиграл с шелком, собранным в складке между грудями. — Я знаю, что вы храбрая. Я знаю, что вы преданная.

Его ресницы поднялись, серебряный взгляд пригвоздил ее.

— Я знаю, что вы собираетесь погубить меня.

Дыхание Виктории застряло в горле — или, возможно, это его дыхание забило ей горло.