Пальцы его пробежали по ряду фотографий и задержались на изображении одного из лондонских променад-концертов с участием композитора Эдварда Элгара.

— Благотворительный концерт, — сказал он, — в пользу Лондонского зоопарка.

Костяшками пальцев он постучал по английскому высшему свету, интересующемуся судьбой животных. Когда он снова заговорил, Маделен поняла, что он уже позабыл о ней, что он обращается к своему классу и его призракам.

— Они работали. Их дети ничего не делают, они распоряжаются унаследованными привилегиями. Когда был основан Лондонский зоопарк, он был их частной собственностью. Теперь мы с трудом поддерживаем его существование. Они убаюкали себя. Когда они проснутся, то поймут, что уже слишком поздно.

Эта речь, которую Маделен запомнила, но в которой ничего не поняла, была произнесена полтора года назад. С тех пор она один раз побывала в Институте, осмотрела стройку и приняла участие в обеде, где почётные гости сидели в соответствии с очерёдностью клёва и где они с Адамом — господин директор и его супруга — оказались во главе стола. Обед, который она смогла пережить только потому, что до этого выпила и продолжала интенсивно пить в течение всего вечера.

Теперь она впервые вошла в эти стеклянные двери без сопровождающих.

Из-за барьера резво, как терьер, выскочила женщина, загородив ей дорогу. Маделен захотелось повернуться и убежать. Потом она вспомнила, что сегодня она совсем другой человек.

— Я из Стоматологического научно-исследовательского центра скотобоен, — объяснила она. — У нас запрос по поводу строения зубов одного животного.

Секретарша спряталась назад за стойку. Укрывшись за стёклами тёмных очков, Маделен прекрасно понимала её. Обе они не получили почти никакого образования. Обе они были окружены людьми, которые были умнее их и которые любили выставлять это напоказ. И на них обеих такие слова, как «научно-исследовательский центр» и «запрос», действовали как приказ, которого нельзя ослушаться.

Дама поговорила по телефону и протявкала фамилию и этаж. Уже когда Маделен сделала первые несколько шагов по направлению к лифту, дама забыла о ней с мгновенно возникшим равнодушием сторожевого пса к тому, что одобрено хозяином.

Человек, который пригласил Маделен присесть у большого письменного стола, носил свой халат словно мантию, и Маделен узнала его по этой его манере держаться. За другим столом, на том торжественном обеде, он сидел недалеко — совсем недалеко — от них с Адамом.

Она положила перед ним рисунок, сделанный карандашом для глаз.

— У нас возникли затруднения, — сказала она. — Мы получили этот рисунок, и его не могут идентифицировать, так что меня послали…

— Почему ко мне?

Быстро оценивающе взглянув на врача, Маделен предположила, что наиболее заметной чертой его натуры является самолюбие.

— В Центре говорят, что вы лучший специалист, — ответила она.

— Правда? Там всё ещё помнят, как я пломбировал зубной канал у Роберто?

— Дня не проходит, чтобы кто-нибудь об этом не вспоминал.

— Это был верхний клык. Мне потребовалось два пятилитровых ведра хлорамина только для чистки.

— Это давно уже превратилось в легенду, — заметила Маделен.

Одонтолог-ветеринар взял у неё рисунок, взглянул на него и положил на стол.

— Вы что, смеётесь надо мной? — спросил он.

Маделен сняла тёмные очки и наклонилась вперёд.

— Это прислали в Центр, — объяснила она.