– Помяните мои слова: они сейчас сидят у себя дома и думают то же про вас. Трава всегда зеленее на другой стороне, – говорит она и берет с плиты чайник.

– У них трава зеленее, – надуто замечает Тина.

– Это пословица такая, детка, – смеется бабушка Тэбби.

– Нет, правда, разве вы не замечали? – Тина обводит всех взглядом. – У них трава зеленее.

Все, включая бабушку Тэбби, бросаются к окну. И вдруг это становится очевидным. И без бинокля видно, что трава вокруг их коттеджа свежее и сочнее, чем где-либо на горе.

Они выскакивают в сад.

– У нас, наверное, бывает больше солнца, – говорит Тони прищуриваясь. – И потому наша трава быстрее выгорает.

– Солнце восходит на востоке и заходит на западе, его у всех поровну, – возражает бабушка Тэбби сварливым, злобным тоном, будто сама не своя. – Я в саду каждый день, я поливаю его, пропалываю. Их трава не может быть зеленее, это невозможно!

И они начинают спорить и скандалить, и, разругавшись, под конец разбегаются в разные стороны, беря с собой свой гнев, зависть и злобу, и бесконечно сравнивают себя с каждым встречным и поперечным, меряются со всеми в мире, точно ходячие барометры.

Женщина на другой стороне Великой рифтовой долины замечает, как семья напротив, выскочив из дома на газон, по-видимому, начинает ругаться. Так оно и есть – ветер доносит до нее их рассерженные голоса.

Она ныряет за куст дрока, смотрит и слушает. Их искаженные злобой лица обращены в ее сторону. Кто-то стоит, подбоченясь, кто-то, приставив ладонь козырьком ко лбу от солнца. У нее чувство, что она играет с ними в прятки. Ее грудь возбужденно ходит ходуном, сердце стремительно бьется. Рукой в перчатке она зажимает себе рот, чтобы не захихикать. Вряд ли они услышат на другой стороне реки, но ей все равно страшно.

С самого первого дня, когда они поселились здесь и стали восстанавливать этот разрушенный коттедж, соседи следят за ними. Она часто видит их у окна с биноклем. Первым шпионов обнаружил муж, когда сам взял бинокль, чтобы полюбоваться окрестностями. Им известно, что все строительство велось под наблюдением с другой стороны, которое продолжается и по сию пору.

Ее утро начинается с ощущения ползущих по ней чужих глаз. Поначалу ей было неуютно в собственном доме, но потом, за делами, она перестала обращать внимание. У нее полно других забот. Кредиты на восстановление дома, астма у сына, который стал заниматься плаванием, чтобы окрепнуть, разбитое сердце дочери, после отъезда тяжело переживающей расставание со своей первой любовью… Вот наконец недавно у нее появился этот симпатичный Джейкоб – сегодня утром он навещал ее. Муж получил новое назначение, но теперь он часто в отъезде, и она дома одна. Все равно ему это на пользу, хотя и отнимает больше сил. Ей стало проще выкроить время для живописи. Правда, здесь труднее продавать картины, да еще половина холстов пострадала от протечки в ванной – с утра приезжала бригада, чтобы прикинуть объем работ и назвать сумму, в которую обойдутся их услуги. Она взяла у сестры машину, пока та в отпуске, и теперь ей хотя бы на время будет не так одиноко, она сможет приезжать и уезжать, когда захочет.

Живопись всегда помогала ей отвлечься, и вот однажды утром, когда она сидела в саду перед холстом, завороженно рассматривая ярко-желтый дрок на зеленом фоне, ей в голову пришла одна ценная мысль. Ей надоело неотступное внимание соседей, их навязчивые взгляды, шпионящие за ней и ее семьей, ее раздражала эта глупая зависть и постоянные сопоставления. Она решила их проучить.

Она надела маску, защитные очки, перчатки, рабочий комбинезон. Тяжелый контейнер, который она повесила за спину, пригнул ее к земле. В таком виде ее стало и не узнать – так что напрасно она испугалась и шмыгнула в кусты, когда соседи вывалили из дому.