|
– Даже на должность курульного эдила? – спросила она с тревогой. – Поскольку я патриций и не могу стать плебейским трибуном, выбор у меня небольшой, – отозвался Цезарь, вынимая перо из кружки и кладя его на стол. Он никогда не вертел перо в руках при разговоре. Просто иногда ему приходилось на что-то смотреть, чтобы не встречаться глазами с матерью. Странно, он совсем забыл, что она может так сильно действовать на нервы. – Цезарь, должность курульного эдила разорительно дорога. Твоих пиратских денег не хватит. Я тебя знаю! Ты не согласишься устраивать просто хорошие игры. Ты постараешься организовать лучшие игры из тех, какие помнит Рим. – Наверное, я подумаю об этом года через три-четыре, – спокойно произнес он. – А пока я намерен в следующем месяце баллотироваться на должность куратора Аппиевой дороги. Ни один из Клавдиев не хочет браться за эту работу. – Еще одно дорогостоящее предприятие! Казна выделит тебе один сестерций на милю до-роги, а ты потратишь на каждую милю добрую сотню денариев. Цезарь устал от разговора. Как всегда, когда им приходилось общаться, мать заговорила о деньгах и о том, что он не беспокоится о них. – Ты знаешь, – проговорил Цезарь, взяв перо со стола и возвращая его в кружку, – ничто никогда не меняется. Я об этом забыл. Находясь вдали от дома, я стал думать о тебе просто как о своей матери – как это делает любой человек. И вот – действительность. Постоянные жалобы по поводу моей склонности к расточительности. Перестань, мама! То, что важно для тебя, для меня не имеет, значения. Аврелия хотела было что-то сказать, но промолчала. Затем, поднявшись с кресла, молвила: – Сервилия хочет как можно скорее поговорить с тобой. – Зачем? – Не сомневаюсь, она непременно скажет тебе об этом при встрече. – А ты знаешь? – Я не задаю вопросов никому, кроме тебя, Цезарь. Так я избегаю лживых ответов. – Значит, ты заранее уверена в моей правдивости. – Естественно. Он было встал, но опять сел и, хмурясь, вытащил из кружки другое перо. – Она интересный человек, – заметил Цезарь, склонив голову набок. – Ее оценка слухов, которые распространяет Бибул, удивительно точна. – Если ты помнишь, несколько лет назад я говорила тебе, что Сервилия – самая политиче-ски проницательная женщина, каких я знаю. Но мои слова не произвели на тебя достаточно сильного впечатления, чтобы ты захотел познакомиться с ней. – Ну что ж, теперь я с ней познакомился. И она произвела на меня впечатление. Но только не своим высокомерием. Фактически она захотела покровительствовать мне. Что-то в его голосе остановило Аврелию. Она резко повернулась и пристально посмотрела на Цезаря. – Силан тебе не враг, – сухо заметила она. Эти слова вызвали у него смех. Но он быстро смолк. – Иногда случается и так, что мне нравится женщина, которая не является женой моего по-литического врага, мама! А Сервилия мне немножко нравится. Конечно, я должен узнать, чего она хочет. Кто знает? Может быть, меня? – С Сервилией невозможно угадать. Она – загадка. – Она мне напомнила Цинниллу. – Не будь сентиментальным, Цезарь. Нет никакого сходства между Сервилией и твоей по-койной женой. – Глаза Аврелии затуманились. – Циннилла была чудесной, милой девочкой. Сервилии тридцать шесть, и она уже не девочка. Кроме того, она отнюдь не милая. Я бы назвала ее холодной и твердой, как кусок мрамора. – Она тебе не нравится? – Она мне нравится. Но вовсе не потому, что она такая. На этот раз Аврелия дошла до двери и только потом повернулась снова. – Обед будет скоро готов. Ты обедаешь здесь? Лицо его смягчилось. |
