Гриффин рассмеялся и покачал головой:

– С моей стороны тебе ничто не угрожает, хотя это не означает, что я не нахожу тебя чертовски привлекательной.

Рэйчел смутилась. Неужели это тот самый человек, который неделю назад в Провиденсе буквально прогнал ее на борт парохода?

Он сжал рукой резную спинку кровати в ногах у Рэйчел и слегка наклонился вперед. Его движения казались осторожными и напряженными – видно, боль в поврежденных ребрах давала о себе знать.

– Подчиняясь строгому распоряжению нашего доброго доктора О'Рили, я не могу находиться в этой комнате более пяти минут. Когда ты окрепнешь, наберешься сил, мы поговорим – разумеется, с твоего согласия.

Рэйчел умирала от любопытства, но была так слаба, что не смогла ничего возразить. Расслабившись, она откинулась на пышно взбитые подушки.

– Когда я наберусь сил, – повторила она, произнося эти слова как обещание. – Гриффин?

Он криво улыбнулся:

– Что?

– Я не знаю, что произошло, но Джоанна рассказала, что ты привез меня сюда и теперь мне нечего бояться, так как все закончилось. Ведь капитан Фразьер не придет за мной, верно?

В темных глазах Гриффина сверкнуло что-то пугающее – и пропало.

– Нет, русалочка. Он не придет.

Взгляд Рэйчел невольно соскользнул на бинты, стягивающие его грудь, потом вновь поднялся к лицу Гриффина:

– Т-тебе так досталось, когда ты пытался помочь мне?

Он покачал своей великолепной головой, и луч солнца, которое, казалось, наводняло комнату, заиграл в его черных спутанных волосах.

– Нет, во всем виновата Молли Брэйди. Понимаешь, она натерла пол в гостиной, а я пошел и поскользнулся...

Рэйчел захихикала:

– Врун.

Гриффин вздохнул, и глаза его словно бы приласкали Рэйчел – или ей это только почудилось?

– Мои пять минут истекли,– сказал он.– Отдыхай.– И вот уже повернулся, собираясь уйти.

Рэйчел вдруг поняла, как тяжело ей будет, когда он уйдет.

– Гриффин?

Он оглянулся в дверях и состроил гримасу шутливого нетерпения:

– Что?

– Спасибо.

Гриффин лишь кивнул, но так, что Рэйчел показалось, будто он подошел и прикоснулся к ней.

В сиянии этого радостного, ясного дня начала лета все происшедшие за ночь события выглядели совершенно нереальными. Гриффин вздохнул и едва заметно улыбнулся. Рэйчел была в безопасности и поправлялась. Остальное не имело для него никакого значения.

Из конюшни, расположенной за красивым кирпичным домом доктора О'Рили, Гриффин вывел лошадь, которую умыкнул прошлой ночью на Скид-роуд, и впряг ее в украденную же коляску. Он вернет и лошадь, и коляску туда, где взял, встретится с Джонасом и купит что-нибудь для Рэйчел.

Вдали, будто соперничая яркой синевой с безоблачными небесами, переливался на солнце залив Эллиот. Дальше, на западе, во всем своем белоснежном величии возвышались скалистыми уступами горы Олимпик-Маунтинс. И леса – сколько их раскинулось вокруг. Гриффин никогда не уставал смотреть на их буйную, ослепительную зелень. Ему пришлось сделать над собой немалое усилие, чтобы переключить внимание на оживленное уличное движение.

Оказавшись на Скид-роуд, Гриффин оставил там лошадь и коляску (он еще раньше позаботился о том, чтобы лошадь была накормлена, напоена и вычищена) и пешком отправился обратно, в сторону маленького отеля, где Джонас останавливался во время каждого приезда в Сиэтл. Он не собирался превращать посещение Джонаса ни в визит вежливости, ни в сведение счетов. В Провиденсе они враждовали постоянно – это вошло в привычку, возможно, еще с тех пор, когда их матери имели неосторожность положить их в одну коляску,– но Сиэтл был нейтральной территорией.