Света лампы оказалось явно недостаточно, чтобы разогнать полумрак пасмурного дня, но женщины все же смогли рассмотреть друг друга.

Гриффин Флетчер со спокойным интересом окинул взглядом Ребекку, а затем тихо удалился.

– Подойди сюда,– сказала Ребекка, и в ее голосе смешались приказ и мольба.

С дрожью в коленках Рэйчел приблизилась к постели. Несмотря на жестокий недуг, дивное лицо и неотразимые фиалковые глаза матери сохранили памятную для Рэйчел красоту и очарование.

Неожиданно из горла Ребекки вырвался резкий смешок.

– Это самое ужасное платье, которое я когда-либо видела.

Не в силах больше стоять на ногах, не в силах думать о таких пустяках, как коричневое шерстяное платье, Рэйчел опустилась на колени возле кровати и воскликнула:

– Почему?

Ребекка вздохнула и откинулась на высоко взбитые подушки.

– Что почему? Почему я уехала? Почему я живу в таком месте? Я уехала, потому что не была счастлива, Рэйчел.

Боль и злоба душили Рэйчел, но она сумела выдавить:

– А здесь ты счастлива? Счастливее, чем была с папой и со мной?

– Нет, – ответила Ребекка с ранившей Рэйчел прямотой. – Нет, но когда я это поняла, было уже слишком поздно. Я бы не оставила тебя, Рэйчел, если бы могла начать все сначала.

– Почему же ты не взяла меня с собой?

– Прежде всего, я не была уверена в том, что нам удастся прокормиться. И я знала, что твой отец сможет дать тебе самое необходимое и проследить за тем, чтобы ты ходила в школу. Ведь он так и сделал, правда?

Рэйчел опустила голову. Ее таскали из одной убогой школы в другую, но образование она все же получила. У нее был красивый почерк, и она могла прочесть любую книгу, написанную на английском языке.

– Да,– подтвердила она после долгого молчания. Ребекка поспешила сменить тему.

– Ты должна уехать из Провиденса, Рэйчел. Причем немедленно.

– И куда же мне ехать?– спросила Рэйчел, удивившись благоразумию своего тона, который совершенно не соответствовал ее состоянию.

– Куда угодно. В Сан-Франциско, Денвер – да хоть в Нью-Йорк. Только уезжай отсюда.

Рэйчел медленно и осторожно поднялась с колен.

– Если ты беспокоишься, что я испорчу тебе жизнь...

Боль затуманила запавшие фиалковые глаза.

– Моя жизнь уже ничего не значит, но твоя... Я отдам тебе деньги, которые накопила, и ты сможешь где-нибудь все начать сначала. Когда придет время, друзья продадут мой бизнес, расплатятся с долгами, а выручку пришлют тебе.

Рэйчел была и потрясена, и тронута.

– Я не могу,– прошептала она.

– Но ты это сделаешь,– настаивала мать.– Рэйчел, ты уже не маленькая девочка, ты женщина. Пора тебе жить прилично устроенной жизнью.

Смысл услышанного не доходил до Рэйчел.

– Ты при смерти, да? – наконец спросила она. Похоже, у Ребекки начинался припадок – она уже корчилась от боли, которую до того так старалась скрыть.

– Гриффин мне об этом говорил, и, по мне, пусть бы это случилось поскорее.

Слезы потекли по щекам Рэйчел. Она их не замечала, забыв обиду и боль, забыв, что эта женщина – хозяйка борделя. Ребекка была ее матерью, и девушка любила ее.

– Подойди ко мне, детка,– Ребекка сжала руку Рэйчел, потянула дочь в свои объятия, и девушка припала к матери.

Потом, выпрямившись, она утерла слезы, оправила свое немыслимое платье и спустилась вниз искать доктора Флетчера.

За то короткое время, пока Рэйчел отсутствовала, Ребекка заметно ослабела и, казалось, была рада приближающемуся концу. Она только однажды отвела взгляд от лица Рэйчел – когда доктор открывал свой саквояж.