Наконец он протянул руку:

– Знаете, Рэйчел, когда моя мать впервые показала меня отцу, я не думаю, что она сказала: «Давай назовем его «Доктор»!» Мое имя Гриффин.

Рэйчел упрямо молчала; внезапно ей показалось, что его протянутая рука – приказ, а не приглашение.

– Вы ужасны и невыносимы,– буркнула она.– Так куда вы меня ведете?

Он вскинул темную бровь, все еще держа руку протянутой, и в его тоне зазвучала усталая насмешка:

– Там вкусная еда и крыша над головой не протекает – так не все ли вам равно?

– Мне не все равно, доктор Флетчер!

– Гриффин,– поправил он.

– Ладно! Гриффин!

Он смягчился:

– Вы проведете несколько дней в моем доме – под надежной защитой моего друга и экономки Молли Брэйди.

Охваченная любопытством и зная, что спорить с доктором – значит лишь напрасно тратить драгоценные силы, Рэйчел отправилась с ним в его дом. Это оказалось массивное строение из натурального камня, окруженное яблонями в великолепном розовом цвету. Окна приветливо лучились золотистым светом.

Но этот теплый свет заставил Рэйчел насторожиться. Кто, кроме верной любящей жены, позаботится зажечь лампы, чтобы отогнать сгущающиеся сумерки?

Гриффин помог ей спрыгнуть с сиденья коляски и оставил как сам экипаж, так и усталую клячу на попечение нескладного долговязого парня. Не однажды Рэйчел уже приходило в голову, что доктор, вполне вероятно, женат, и эта мысль казалась девушке определенно неприятной.

– Не представляю, как я могла не заметить это здание, ведь сегодня я два раза проезжала мимо,– сказала она притворно безразличным тоном, оглядываясь на знакомую дорогу, ведущую к особняку Джонаса Уилкса.

Темные глаза Гриффина, еще секунду назад спокойные, стали вдруг угрюмыми и отрешенными.

– У Джонаса роскошный дом, – проговорил он, открывая чугунную калитку в каменной ограде и слегка подталкивая к ней Рэйчел. – Весь этот кирпич, позолота и мрамор, наверное, произвели на вас слишком сильное впечатление, вот вы и проглядели мое скромное жилище.

В том, как он говорил, было что-то глубоко оскорбительное, но Рэйчел не могла точно понять, что именно. Она почувствовала дрожь в нервах, как будто их оголили под пронизывающим вечерним ветром, и когда она заговорила, ее голос прерывался:

– Мне правда лучше вернуться в палатку. Гриффин рассмеялся, но в его смехе не было ни веселья, ни теплоты.

– Вы говорите так, будто у вас есть выбор, мисс Маккиннон. Но поверьте, у вас его нет.

Рэйчел слишком устала, чтобы препираться с этим неприветливым человеком, но все же у нее хватило смелости дерзко бросить:

– Сомневаюсь, что ваша жена обрадуется неожиданной гостье.

Он быстро отвернулся, но все же Рэйчел успела заметить в его лице сильное раздражение и еще какое-то гораздо более глубокое чувство.

– У меня нет жены, – коротко сказал он, пока они поднимались по каменным ступенькам крыльца.

«Интересно»,– подумала Рэйчел, когда он открыл входную дверь и пропустил ее внутрь. Интересно, почему одна часть ее души жаждала избавиться от этого невыносимого тирана, а другая возликовала при мысли, что он не женат?

Внутри дом Гриффина оказался столь же привлекательным, как и снаружи. Это было чистое, просторное, хорошо обставленное жилище, с высокими потолками и полированными деревянными полами. Рэйчел почувствовала себя уютно в этом доме, несмотря на присутствие его угрюмого хозяина. Казалось, сами стены приняли ее под свою защиту и придали ей сил.

Гриффин вывел ее из мира фантазии, со стуком швырнув на стол врачебный саквояж и крикнув:

– Молли!

В широких дверях появилась опрятная, удивительно хорошенькая женщина с каштановыми волосами и весело сверкающими зелеными глазами.