– А мне шелк нравится,– возразила она. Наконец-то Гриффин удостоил ее быстрого, неожиданно ласкового взгляда.
– Шелк хорош для одежды, русалочка. Для зашивания ран требуется кишечная струна.
Лесоруб заворочался на узкой лежанке и застонал. Звук, вырвавшийся из его груди, был похож на рев раненого зверя.
– Мне... Я думаю, мне лучше выйти, – пролепетала Рэйчел, чувствуя приступ тошноты.
– Ладно, – коротко бросил Гриффин, сосредоточив все внимание на пациенте. – Только не заблудись.
«Только не заблудись». От этих слов Рэйчел вспыхнула: он обращался с ней как с ребенком. Но спорить с ним не имело смысла: он бы сделался еще более невыносимым, чем обычно.
Рэйчел взглянула на небо, и оказалось, что солнце уже клонится к западу. Интересно, который час? Пять часов, шесть? Если они вскоре не двинутся в обратный путь, придется ехать в темноте.
Она прислонилась спиной к грязной некрашеной стене барака, вдыхая успокаивающий своей привычностью терпкий аромат сосен, возвышающихся вокруг поселка. Поблизости расположились человек шесть лесорубов – они сидели на пеньках и ящиках из-под инструментов и резались в карты.
Поколебавшись, Рэйчел все же подошла к ним и спросила напрямик:
– Кто-нибудь из вас видел человека по имени Маккиннон в последние несколько дней?
Повисла тревожная тишина. Кое-кто из мужчин рассматривал ее с оскорбительным интересом.
– А ты кто такая? – поинтересовался лесоруб постарше с такими могучими руками и плечами, что было видно, как перекатываются мышцы под вытертой фланелевой рубахой.
Рэйчел вздернула подбородок:
– Я его дочь.
На ноги лениво поднялся светловолосый парень с редкими зубами.
– Что, если мы отойдем в сторонку и поговорим об этом наедине, крошка?
Силач, который вступил в разговор первым, бросил на парня предостерегающий взгляд.
– Ты, похоже, не видел, что случилось с Добсоном, Уилбер?
Уилбер с неохотой опустился на пень.
– Так ты – женщина Флетчера? – процедил он, выплевывая слова изо рта, словно грязь.
Лицо Рэйчел стало медленно заливаться краской, но она поборола свое смущение.
– Да,– уверенно солгала она.– И советую вам быть со мной повежливее.
Уилбер побледнел и снова уткнулся в карты, которые держал в руке.
С величайшим достоинством Рэйчел повернулась и направилась в сторону кухни. Женщина Флетчера. Над этим стоит поразмыслить.
В кухне исполненный рвения Свенсон предложил ей прогорклого кофе и начал бойко потчевать ее историями из жизни лесорубов. Он заявил, что работал в этих лесах сорок лет – сначала на Большого Майка Флетчера, а потом на Джонаса Уилкса.
Упоминание фамилии Гриффина вызвало повышенный интерес у Рэйчел:
– Большой Майк был отцом доктора, да? Свенсон кивнул, и его морщинистое лицо презрительно скривилось.
– Он был джентльменом, мистер Флетчер, но не такой франт, как его надутый сынок, нет. У него были корабли, и он сам плавал на них – и сам валил лес на этой горе. Каково же ему было, когда его собственный сын, его плоть и кровь, отвернулся от него?
– Отвернулся? – осторожно переспросила Рэйчел.
– Малец Флетч уплыл в Шотландию. Он не захотел заниматься лесным делом, как его отец, – Свенсон скорбно покачал седой головой.– Но гордость не помешала сыну брать деньги, которые отец присылал ему на плату за образование. Когда мальчишка вернулся – он и еще сын Холлистера,– то так надулся спесью от своей врачебной науки, что больше в руки не брал пилу.
Рэйчел выслушала это сообщение, стараясь не обнаружить своей глубокой заинтересованности. |