ГЛАВА 12

Время и теплое летнее солнце способствовали тому, что Рэйчел в конце концов смогла скинуть с себя попону, не опасаясь, что ее женские прелести будут выставлены на всеобщее обозрение. По ее догадкам, было около четырех часов, когда повозка, прыгая по ухабам, въехала в поселок. Рэйчел могла бы осведомиться насчет времени у доктора, но ей казалось, что разумнее хранить молчание. Слова могли нарушить установившееся между ними шаткое перемирие.

Поселок был похож на многие другие, виденные Рэйчел – горстка покосившихся лачуг, крытых повозок и палаток. В центре располагалась ветхая кухня-столовая, из жестяной трубы которой клубами поднимался серый дым.

Возница потянул за рукоятку тормоза и остановил лошадей. Лицо Гриффина Флетчера исказила едва уловимая гримаса. Он явно ненавидел это место. «Интересно, почему?» – подумала Рэйчел, когда повозка, накренившись, остановилась. Поселок был убогим и, как и многие подобные места, изолированным от внешнего мира, но казалось, что Гриффин чувствует себя здесь привычно.

Доктор ловко соскочил с повозки и повернулся, чтобы помочь Рэйчел. Она инстинктивно вздрогнула, когда его руки сжали ее талию. Их взгляды встретились, и от девушки не ускользнуло предостережение, мелькнувшее в глубине его неистовых глаз. Она покраснела. Гриффин твердо поставил ее на ноги рядом с повозкой и выпустил, чтобы достать со дна медицинскую сумку.

– Никуда от меня не отходи,– строго приказал он, затем повернулся и зашагал в сторону кухни.

Мгновенье Рэйчел помедлила – этого требовала ее гордость,– затем поспешила догнать Гриффина. Жадные, любопытные взгляды нескольких мужчин, которые находились в лагере, подтверждали обоснованность его требования.

Внутри кухня была скудно освещена и пропитана запахом свиного жира, керосина и пота. На длинном, грубо оструганном столе посредине комнаты неподвижно лежал седой морщинистый старик.

– Что случилось? – резко спросил Гриффин, с раздражением бросая сумку.

– Ужасно разболелся живот, малец Флетч. Будто я умираю.

Гриффин только хмыкнул в ответ и принялся ощупывать живот старика. Тот несколько раз вскрикнул.

Рэйчел отвернулась и неподвижно уставилась в тусклое, покрытое слоем жира окно. По случаю воскресного дня людей в лагере было мало – только те, кто чинил инструмент и ухаживал за лошадьми. Больших быков, которые обычно стаскивали гигантские бревна по трелевочному волоку, ведущему вниз к заливу, нигде не было видно.

Старик застонал:

– Прекрати давить мне живот, пока я не умер!

– Заткнись, – велел Гриффин.

– Что со мной, док? – в голосе послышались плаксивые, жалобные нотки.

– Ты прожорливый старый ублюдок, вот что с тобой такое. Ты объелся своей паршивой стряпни.

– У меня не раздулся пендикс?

– С твоим аппендиксом все в порядке.

Когда Рэйчел обернулась, старик уже принял сидячее положение и выглядел глубоко разочарованным. Но тут его взгляд упал на ее туфли и стал медленно и одобрительно подниматься вверх, к ее лицу.

– Черт побери,– прошептал он.– Гриффин, в твоей сумке найдется что-нибудь, чтобы мне скинуть с плеч долой лет двадцать-тридцать?

Взгляд, который Гриффин бросил на Рэйчел, был почти нежным.

– Это Рэйчел Маккиннон, Джек. Рэйчел, Джек Свенсон – самый ужасный повар на северо-западе тихоокеанского побережья.

Имя Рэйчел явно вызвало у Джека раздумье.

– Говоришь, Маккиннон? Какая-нибудь родственница Эзры?

– Его дочь,– ответил Гриффин, и что-то в его повадке заставило Рэйчел промолчать.

В глазах Свенсона мелькнуло настороженное выражение, и он быстро отвел взгляд от Рэйчел.