Изменить размер шрифта - +

- Что, сэр Персиваль, желаете чего-нибудь отведать? — обратилась к нему Алла.

Хитрюга всем своим видом изобразил, что хозяйка все поняла правильно, и теперь ей желательно подтвердить свои слова соответствующими действиями.

Заботливая Зося Павловна, вняв советам Толика, презрела книжные рекомендации, и теперь для услады желудка привередливого Перса в холодильнике всегда стояла баночка с мелко нарезанным сырым мясом.

Когда хозяйка достала заветную баночку, мордашка Перса приобрела умильное выражение — мол, я тебя очень люблю, потому что ты понимаешь, чтолюблю я. Ко всем прочим своим причудам, Перс не желал есть лакомство из кормушки, а брал только с рук. И это маленькое пушистое существо быстро приучило всех домочадцев считаться со своими привычками.

Ритуал кормления любимца Алле нравился: она протягивала кусочек мяса Персу, а тот становился на задние лапки, цепко охватив ее руку передними, и хватал мясо. Но почему-то еда у него часто выпадала изо рта. То ли строение челюсти такое — у персов широкая мордочка, а не вытянутая, как у обычных кошек, — то ли слишком широко разевает ротик, то ли непривычно есть мясо кусочками, хоть оно ему очень нравится. Но если лакомство падало на пол, сэр Персиваль, проследив за ним глазами, переводил на хозяйку взгляд с безмолвной просьбой: “Подними, пожалуйста”. Поначалу Алла из принципа пыталась заставить его самого взять с пола оброненное мясо, но не тут-то было. Если хозяйка не поднимала упавший кусок, Перс садился на попу и ждал следующей порции. Ей так и не удалось его перевоспитать — не желал он брать с пола, и все тут! Так что процесс кормления затягивался надолго — каждый второй кусочек неизменно шлепался на пол, хозяйка его подбирала, опять совала питомцу в рот, но тут уж как повезет — Перс сумеет ли с ним справиться или опять уронит, и все пойдет по кругу.

Наконец баночка опустела. Алла показала ее котенку и развела руками:

- Все, Персюха, желудочно повеселился, и будет. Мало есть скучно, а много — вредно.

 

Серафима снова и снова мысленно возвращалась в прошлое, будто заново переживая его.

…Отцу сделали вторую операцию, и с тех пор он уже не вставал. Сима сняла квартиру поблизости. Аренда обошлась дороже, но теперь она могла больше времени проводить с родителями.

Это был самый тяжелый период ее жизни. Видеть, как на твоих глазах угасает любимый человек, а ты не в силах помочь…

Ее сильный, красивый, моложавый папа за несколько лет болезни превратился в совершенно седого старика с изможденным изжелта-бледным лицом, запавшими глазами, заострившими чертами лица. Его постоянно тошнило и рвало, он ничего не мог есть и худел на глазах, хотя казалось, что похудеть еще больше невозможно. Меняя постельное белье, Серафима легко приподнимала и переворачивала его иссохшее тело. Но самым страшным было то, что отца постоянно мучили боли. Наркотиков, которые ему кололи, было недостаточно. Сима не могла понять врачей — как можно позволять, чтобы человек так мучился! Какой бездушный чиновник установил этот пресловутый лимит на наркотические аналгетики! Да разве имеет значение — приобретет ли смертельно больной человек наркотическую зависимость! Ведь жить ему осталось недолго, так пусть хотя бы эти месяцы он будет избавлен от физических страданий!

Мама выглядела не лучше. Тоже вся поседела, высохла и в свои сорок семь лет казалась старушкой. Днем она часами сидела у постели мужа, держа его за руку, страдая вместе с ним. Хотя врачи строго-настрого запретили ей волнения, назначали успокоительные, — никакие советы на нее не действовали. Ночами она прислушивалась к дыханию мужа, плакала, когда он стонал и скрипел зубами от боли, а утром не могла подняться с постели — опять сердечный приступ.

«За что судьба так бьет этих двух замечательных людей? — не раз спрашивала себя Сима.

Быстрый переход