— Мне нравится цвет, в который вы покрасили фасад дома.

— Спасибо. Честно говоря, мне пришлось долго с этим возиться.

— Да, дом у вас довольно большой.

— И я терпеть не могу красить.

— Тогда вам повезло, что его хорошо отремонтировали перед продажей.

Сколько же времени он здесь живет? Месяцев шесть, если не больше. Элизабет так и не смогла вспомнить, когда Рэндольф появился у них в районе.

— Иначе я не стал бы покупать.

Они подошли к гаражу. Тед открыл дверь черного хода и отступил, пропуская ее вперед. Элизабет застенчиво протиснулась мимо него. Подол юбки задел его ноги. На ум пришло сравнение с волной, набегающей на берег и чуть лениво, как бы нехотя, откатывающейся назад.

В гараже было темно оттого, что главные ворота, выходящие на дорогу, были закрыты. Над ложем из соломы горела единственная электрическая лампочка. Тед постарался, устроив своей собаке, ирландскому сеттеру, и ее детенышам удобную постель. Запах был странный, но не сказать, чтобы неприятный: смесь чего-то кисловатого, чуть затхлого и отдающего плесенью с мускусным ароматом. Неожиданно Элизабет вспомнила свои фантазии.

Несмотря на запрет трогать щенков, Мэган и Мэтт тут же полезли на укрывавшее солому старое одеяло за маленькими кутятами. Элизабет испугалась, что от избытка чувств дети могут чересчур сильно стиснуть какого-нибудь малыша и погубить. В тревоге она напомнила им об осторожности.

— Все будет в порядке, — сказал Тед, успокаивая ее.

— Можно мы подержим одного, мама? Ну пожалуйста… — принялась упрашивать Мэган.

— Не знаю, — неуверенно ответила Элизабет.

Собака выглядела довольно добродушной, но кто знает, как она поведет себя, если решит, что щенков надо защищать?

— Не думаю, что Пенни будет возражать, — сказал Тед. — Но только если вы будете очень осторожны.

Дети бережно взяли по щенку. Новорожденные кутята ползали по их ладоням, Мэган и Мэтт охали и ахали, а Элизабет неожиданно для себя обнаружила, что ей и самой очень хочется потискать щеночка. Тед был прав: кто откажет себе в удовольствии полюбоваться трогательным созданием?

— Какие миленькие, правда? — прошептала Элизабет, опускаясь на колени, чтобы получше рассмотреть тех малышей, что остались рядом с матерью.

Пенни, сука ирландского сеттера, купалась в лучах славы. Согретая вниманием окружающих, она милостиво позволяла чужакам ласкать своих щенков и восхищаться ими.

— Хотите подержать одного?

Элизабет взглянула на Теда. Их разделяло импровизированное ложе, на котором покоилось собачье семейство. Тед опустился на колено, склонившись над Пенни. Одна рука его была согнута в локте, лампочка, свисавшая с потолка, освещала только половину лица, другая скрывалась в тени. Свет падал на его волосы, и они казались не седыми, а серебристыми. Лицо его уже не было по-мальчишески гладким, возле глаз и губ залегли морщинки. Тед действительно был хорош собой. Он казался честным, уверенным в себе человеком, с развитым чувством справедливости и собственного достоинства. Трудно было представить его зачинщиком драки, но он не производил и впечатления слабака, способного безропотно сносить оскорбления.

Что-то в его лице указывало на то, что ему пришлось испытать боль и страдание: скорбные складки у губ, затаенная грусть в глазах. Грусть и чувственность. Особенно чувственным показался Элизабет рот Теда: красиво очерченный, правильной формы. Его можно было бы назвать нежным, если бы не вертикальные складки, огрублявшие его. Сочетание нежности, чувственности и жизненного опыта оказалось неожиданно волнующим.

Элизабет чувствовала, как налилась и потяжелела грудь, во рту пересохло.