Как такое возможно?

— Значит показалось. Это первая часть ответа на твой вопрос, — Уоллес снова усмехнулся. — Есть ещё и вторая. Моя жена в заложниках у того, кто с радостью обменяет её на твою подружку.

Энтони зацепился за слово «обменяет». Сердце сделало бешеный рывок и забилось часто-часто, на пределе сил. От такого ритма за грудиной полыхнуло болью.

— Кристи жива?

— Эти твари живучи до омерзения, — Энтони поразился ненависти, прозвучавшей в его голосе. Он не ослышался? Она жива?

Если так, Кристи нужна помощь. Она тяжело ранена.

— Помоги ей, — попросил он, — пожалуйста.

Очертания губ Уоллеса изогнулись в странной усмешке. С каждой минутой Энтони видел все хуже. Его трясло в лихорадке, и он понимал, что скорее всего долго не протянет. Сквозь остаточную пелену лекарственного бреда этот исход воспринимался как избавление. Энтони не чувствовал в себе сил сопротивляться подступающей смерти, но он хотел, чтобы Кристи жила.

— Ты не понял, Энтони Хартман. Твоя подружка — монстр. Сейчас она раненый монстр, но сути это не меняет.

— Монстр — это ты, Майкл, — собственный голос прозвучал громче и четче, чем можно себе представить. — Хотя бы отведи меня к ней.

— Ждал, когда ты попросишь.

Уоллес рывком вздернул его на ноги, и Энтони взвыл от боли. Пелена перед глазами стала практически непрозрачной, тело отказывалось повиноваться, а грудь болела так, будто в ней не осталось ни единого целого органа и ребра. Коридор с мерцающим боковым светом, по которому его волокли, показался ему бесконечным, потом перед глазами мелькнула железная дверь, похожая на дверь хранилища в банке. Внезапно стало темно.

Энтони моргнул, пытаясь избавиться от окружившей со всей сторон черноты, но ничего не произошло. Уоллес швырнул его вниз, и он покатился по лестнице, чувствуя себя мешком с костями. Каким-то чудом он не свернул себе шею, ударился головой, на мгновение потерял сознание, но практически сразу пришел в себя. Его вела мысль о том, что Кристи жива и что он нужен ей, нужна его помощь, но он ничего не мог разглядеть. Он больше не видел даже смутных очертаний фигур или контуров собственного тела.

Сколько Энтони себя помнил, он всегда боялся ослепнуть. Один из его страхов воплотился наяву, и справиться помогли лишь мысли о ней. Энтони пополз вперед, исследуя рукой поверхность пола перед собой. Каждое движение давалось с большим трудом, а сил становилось все меньше и меньше. Он надеялся только, что не отключится раньше, чем найдет Кристи. Ему показалось, что прошли часы, прежде чем в прямом смысле наткнулся на неё. Её кожа была холодной и влажной, дыхание — прерывистым, а пульс практически не прощупывался.

«До чего ты довел её, чертов ублюдок?!»

— Кристи, — хрипло позвал Энтони: губы по-прежнему пекло от недостатка воды, а горло будто протерли наждачной бумагой, — Крис…

Он завалился на бок, прикоснулся рукой к её лицу, убирая налипшие пряди. Он ни на что не годен сейчас, абсолютный балласт. Под касанием его рук Кристи едва уловимо вздрогнула и судорожно выдохнула, издав свистящий звук. Энтони казалось, что он может чувствовать её боль, и от этого он мучился гораздо сильнее, чем от осознания собственного бессилия.

Он придвинулся к ней ближе, чтобы почувствовать её дыхание, убедиться, что она действительно жива. Резкая боль пронзила шею, и Кристи вцепилась руками в его плечи с отчаянной силой. Будь Энтони в силах сопротивляться, вряд ли ему удалось бы вырваться из её хватки, становящейся сильнее с каждой минутой. По краю сознания скользнула мысль, что если ему суждено умереть в кошмаре, не приходя в себя, это могло бы быть нечто более быстрое. Например, падение с небоскреба или пьяный водитель.