. Все, все изменилось и стало холодным и чужим, когда где-то глубоко, в самом тайном и запретном, покопались ловкие грязные пальцы - душа залапана, подумал он, и это было самым точным - ощущение грязи, испакощенности там, где этого просто не могло быть…
- Пойдем дальше, - сказал Андрис.
Марина не ответила, молча оттолкнулась от березы и по тропе пошла в сторону домов. Тропа была узкая, и Андрис не мог ее обогнать, чтобы заглянуть в лицо.
Все машины проверяли, перед шлагбаумом выстроилась очередь - часа на два. Водитель «фольксвагена» вполголоса, но отчетливо ругался, что не стоило рисковать головой и машиной из-за вонючей полусотни. Ждать больше было невозможно, и Андрис выбрался под дождь, сцепил руки на затылке и пошел к посту. «В машину!» - заорал ему офицер. - «Немедленно в машину!» Андрис продолжал идти, хотя на него уставились три автоматных ствола. Он остановился в шагах трех от офицера - совершенно осатаневшего спецназовского капитана - и, не опуская рук, сказал:
- Меня зовут Андрис Ольвик. Сообщите обо мне начальнику полиции.
- Шеко! - позвал капитан; из-за его спины выступил капрал с рацией на поясе. - Запроси про него.
Капрал забормотал в микрофон позывные, ему ответили. Капрал сообщил, что на пост шестьдесят четыре вышел некто, называющий себя Андрисом Ольвиком, и потребовал доложить о себе начальнику полиции. Ждите, сказала рация. Через минуту раздался сигнал вызова.
- Да, - сказал капрал. - Да, - он посмотрел на Андриса, очевидно сравнивая его с теми приметами, которые ему сообщили. - Да. Возьмите микрофон, - сказал он Андрису.
- Это ты, что ли? - совсем рядом и почти без помех спросил Присяжни. - Ну-ка, скажи пароль!
- Реджифьер девяносто один, - сказал Андрис.
- Соображаешь! - сказал Присяжни и коротко хохотнул. - Всегда умный был. Но за эту ночку я тебя еще вздую.
- Как в городе?
- Получшело. Потом расскажу. Ты на чем?
- Нанял машину.
- Ну, приезжай, тут есть о чем поговорить. Да, у тебя-то получилось?
- Получилось. Все нормально.
- Давай, жду. Передай микрофон начальнику поста.
- Да, слушай: там в подвале этого самого семнадцатого общежития заперты двое, один из них - Любомир Станев.
- Знаем уже, - сказал Присяжни. - Мы тоже не зря в школу ходили. Он сейчас у Бурдмана в кабинете сидит - беседует, понимаешь…
- Взяли, значит?
- А то как же! Ладно, отключайся. Все потом.
- Вас, - сказал Андрис капитану и подал ему микрофон.
Убитых и раненых выносили из огня, бросали прямо на асфальт и бежали за теми, кто еще оставался в здании - зная, что вынести всех все равно не успеют. Пожар разгорался, верхние этажи были отрезаны. Кто-то бросался из окон, кого-то успели снять по лестницам пожарных машин. Отрезан был подвал - взрывом перекосило и намертво заклинило стальную дверь. Из-за двери несся вой. Началась беспорядочная пальба - в огне рвались патроны; потом рвануло еще, и дверь арсенальной камеры выбило метров на сорок - как раз на лежащих, дробя и калеча… Присяжни, с иссеченным лицом, весь в крови, своей и чужой, руководил эвакуацией, пока не упал - его отнесли чуть в сторону и стали перевязывать. Через несколько минут он умер. Перед воротами во внутренний двор Управления зиял провал, и из него с ракетным ревом рвался в небо огненный столб. |