Затем обернулась к Купцу. У того, как у фокусника из рукава вдруг выскочила плеть и оказалась зажата в руке. Аглаида не могла понять ее предназначения, пока Купец не замахнулся.
Вжик, и красный рубец заалел наискосок на спине. Купец бросил плеть на пол и сказал вскочившему Никите:
– Бери саквояж, поехали за товаром.
– За что? – воскликнула Аглаида.
– Было бы за что вообще убил бы.
Никита вопросительно смотрел на хозяйку. Прикажет, он тут же заломает старика. Но хозяйка молча снесла унижение.
– Что мне делать? – обиженно подрагивающими губами спросила она Купца.
Перед тем как выйти из квартиры Купец приказал:
– Стол накрывай, мамаша. Давай суетись! А ты, – он пальцем подозвал Никиту, – возьми саквояж. Поможешь нести.
До лифта бежала за ними Аглаида.
– Езжайте быстрее. Я, наверное, не дождусь. Умру от счастья.
Дверца лифта закрылась за Купцом и Никитой. Купец посмотрел на часы.
– Час двадцать и двенадцать миллионов в кармане. Работать молодой человек надо так, чтобы милиция тебе честь отдавала. Неси, неси. Я тебе сейчас вместо этих бриллиантов «золотце» на семьдесят килограммов отвалю.
Внизу к Никите присоединился Олежек-медведь и еще пара серьезных мужчин. На их вопросительные взгляды Никита развел по сторонам руками.
– Пока все нормально. Едем за товаром.
– А что за товар?
– Самому хочется глянуть!
– Кто там? – спросил пса Купец. – Я никого не жду. Молчишь тварь бессловесная? Ну, молчи, молчи. Придется идти мне встречать.
Старик оперся на костыль и стал медленно пересчитывать ступени. Тридцать их было от дома до калитки. Открыл.
– Федор! Какими судьбами? Проходи, – затем прикрикнул на собаку, – чему радуешься дурак. Если я помру, этот архаровец продаст тебя только так. И не ластись к нему. Или запах Ии учуял?
Старик покосился на Федора, вдруг, что скажет в ответ. Молодец промолчал. Сели в беседке. Купец выставил на стол бутылку вина.
– Не обессудь. Хозяйки нету, разносолов нема. А для разговора бокал вина самый раз. Спазмы в горле расширяет. Выпьем?
– Выпьем.
Выпили по половине бокала. Помолчали. Федор был голоден и поэтому предложил:
– Может на кухню сходить, что-нибудь приготовить?
– Не надо! Ты лучше со мной поздоровайся, а то вино уже пьешь, а еще «здравствуй» не сказал. Ты вроде раньше до вина не был охоч.
– Я и сейчас не охоч, – ответил Федор. Он видел, что старик раздражен, сдал за те два месяца, что они не виделись. Мог бы к вину подать кусок сыра, но не захотел. Кажет обиду на весь мир. То пес был за все в ответе, теперь гость виноват. Федор не захотел поддерживать настроение Купца. Каждый сам себе выбирает по жизни суму. Сколько донесешь, то и твое. Не Федор виноват, что ты в конце жизни встречаешь закаты с собакой.
Вино растеклось по старческим жилам разгоняя постоянную усталость и сон. Старик поднял голову и внимательно посмотрел на собеседника:
– Когда ты ко мне пришел первый раз Федя, у тебя в глазах, в глубине, там на самом донышке, был запрятан испуг. Вот как у этого дурака, – старик показал на дога, – сам большой, сильный, а каждый день боится остаться один. Я усну, а он прибегает и нюхает, живой ли я. Значит, чует мою смерть близкую. Я и сам ее чую, не за горами она. Так что вовремя ты, Федя, зашел. А то появился бы через месяц, а тут не то что меня, а и собаки знакомой не встретил.
Старик ждал, что ответит ему гость, но тот предпочел промолчать. Тогда старик спросил:
– Ты сам, Федя, сходишь на кухню или мне старому идти закуску готовить? – Старческая желчь и тут не преминула выделиться. |