— Она не говорила, когда Алексей должен прийти? В котором часу?

Аня покачала головой:

— Нет. Сказала: отоспится — и приедет.

— Как же она вас звала? К которому часу?

— Ну-у… Она же знала, что я не приду, — ответила Аня с легким раздражением, как учитель непонятливому ученику.

— Что ж, если так… Получается, что он там был… — Мышкин сознательно пустился в рассуждения при ней. — Только вот когда? Это, как вы понимаете, не просто важно — это, может быть, самое важное и есть. Теоретически он мог прийти… после… Мог увидеть толпу, милицию, услышать от людей о том, что произошло, — и сбежать. И почему, собственно, «сбежать»? Даже не сбежать — уйти. Просто уйти, чувствуя себя не в состоянии отвечать на вопросы… Могло быть и так. А могло и по-другому…

Бормоча все это с самым глубокомысленным видом, он одновременно, не отрываясь, следил за ее лицом, за необыкновенно выразительными руками, пытаясь уловить хоть какую-нибудь реакцию. Она слушала молча и вдруг подняла на него глаза, чуть ли не впервые за все время разговора. Мышкин в очередной раз подивился их размеру и глубине. Взгляд был абсолютно непроницаем. Мышкину стало не по себе. Полтора часа очень откровенного разговора — почему-то он не сомневался, что никому, кроме него, она ничего подобного не рассказывала — и тут же этот взгляд, словно глухая стена, не пробьешься… «Впрочем, она же потому со мной и разоткровенничалась, что я не имею к ее жизни никакого отношения. Как с врачом… или, если угодно, с исповедником… Только без раскаяния и отпущения… — подумал он с какой-то странной тревогой. — Не говоря уж о том, что тут мог быть с ее стороны какой-то расчет».

— Козлова не говорила вам, каким образом она собирается добыть дерюгинский пистолет?

— О Господи! Вы это всерьез? Всерьез спрашиваете? Да она же молола что попало, для «интересности». Я, наверное, плохо объясняю. Что-то она такое говорила… Я ее почти и не слушала… По-моему, говорила, что либо зайдет и выкрадет сама, либо попросит домработницу. У них с Дерюгиным была общая домработница. Такая романтика…

— Козлову убили из того самого пистолета, — негромко сообщил Мышкин.

Черные глазища широко раскрылись, блеснули — и тут же опустились.

— Ах вот оно что!.. — с каким-то непонятным выражением пробормотала она.

Мышкин украдкой взглянул на часы. Прошло больше полутора часов. Ему совсем не хотелось с ней расставаться, чего греха таить… но где-то там, у себя в квартире, сидел перепуганный Илья Рогов, с которым происходило неизвестно что, и это тревожило Мышкина все сильнее, мешало ему, как гвоздь в ботинке. «Труба зовет», — сказал он сам себе и взглянул на часы еще раз, уже открыто. Аня моментально отодвинула чашку и выпрямилась, собираясь встать.

— Мне пора идти, Агния, — сказал Мышкин и добавил от всей души: — К сожалению. Большое спасибо за разговор. Вы дали мне множество информации к размышлению. Я позвоню вам, если у меня возникнут вопросы?

— Разумеется. — Она кивнула и встала.

Мышкин тоже поднялся и сделал знак официанту. Аня на секунду замялась.

— Я хотела бы заплатить, — пробормотала она.

— Ни в коем случае, — возмутился Мышкин. — Я же вас пригласил!

— Всего хорошего. — Она сняла сумку со спинки стула, надела ее на плечо и направилась к выходу.

«Неправильная походка, — подумал Мышкин, глядя ей вслед и ощущая странную пустоту.