Ничего у нее в душе не колыхнулось. Ничего. Тьма и пустота были у нее на душе. И одно желание ею владело: скорее бы он ушел. Устала она, как может устать человек, к которому злым мотыльком стучится в окно забытое и оплаканное прошлое.
И не могла она забыть его слова злые. Помнила Лина, как Колька спрашивал, чем она его опоила. Помнила и за то презирала.
Колька ушел, а она забралась на чердак и ревела всласть, потому что помнила Колькины руки, чтобы там ни говорили о любви и ненависти.
Казалось бы, сколько книг написано о любви! Больше, наверное, только о войне писали. Все разложили по полочкам, а как коснется тебя самой, то ничего не понятно, откуда эта самая любовь берется и почему на смену ей иногда приходит спокойное и плавное равнодушие? Но это Лина себя обманывала. Не было в ее душе равнодушия. Трогал ее чем-то Колька, и она его забыть не могла, только признаваться себе не хотела. Потому и выла вполголоса на чердаке, размазывая слезы по опухшему лицу.
— Лин, ты чё? — ткнулась ей в спину верная Янка.
Лина вытерла лицо, собралась с силами, закусила дрожащие губы и повернулась к подружке.
— Ерунда, — сказала она. — Янка, хочешь, я тебя летать научу?
Знаете, человек, который умеет летать, запросто может станцевать на рыхлом облаке, ползущем неторопливо в небесной синеве. И даже другого научить.
— Я боюсь, — сказала Янка.
Вечер был длинным, как Млечный Путь на небе.
— Не сходи с ума, — посоветовал Седик. — Ты ведь обратно в деревню возвращаться не собираешься?
— А чего там делать? — вздохнула Лина. — Все вечно пьяные ходят. Ты разве не помнишь, как там ко мне относились? Была охота ведьмой слыть. Я в институт поступать буду.
— Я тоже в деревню не хочу, — тоже загрустил Седик. — Только вот корову жалко, и мыши без меня разболтаются вконец. Они такие наглые в последнее время стали, идут через комнату, шага не прибавят.
— А кот?
— А что кот? — удивился Седик. — Избаловала его твоя мать, зачем ему мыши, если каждый день сливками кормят.
И облизнулся.
— У меня выпускной скоро, — сказала Лина. — Надо матери написать, чтобы платье сшила к выпускному. Все красивые будут, а я что, в старой юбке на вечер пойду?
— Ой, да не рыдай, не рыдай, — сказал Седик. — Будет тебе платье, и не хуже, а лучше, чем у других — я уже в лес лен отнес.
— Бисяева, — строго сказала от двери воспитательница. — Ты почему распорядок нарушаешь? А ну спать! Взрослой себя почувствовала? С кем ты там разговариваешь?
А Лине как раз совсем не хотелось чувствовать себя взрослой, ей хотелось опять быть маленькой, и чтобы отец был живой. Он ее любил, никому бы не позволил обидеть.
— Все, — шепнула Лина домовому. — Я сплю. Знаешь, что я хочу во сне увидеть?
— Знаю, — тихонько сказал Седик. — Только это уже как получится. У меня со снами всегда плохо получалось.
Но все у него в эту ночь получилось, Лине приснился сон про деревню, и отец в этом сне был живой, и мать счастливая.
И вообще все было хорошо.
Так хорошо, как в жизни не бывает. Только во сне.
Глава десятая
А время шло.
Наступил клейкий и зеленый май. Небо поголубело. Липы у забора интерната налились соком, весело засверкали в синем небе золотые купола церкви. Незаметно пришло время экзаменов.
— Ой, Линка, — растерянно и испуганно сказала Янка. — Я боюсь.
А чего бояться? Пришло время вступления во взрослую жизнь. |