Они долго гуляли по парку, хотя уже смеркалось и пора было бежать в интернат, но Лина сама себе не признавалась, что оттягивает момент прощания, и летчик Саша тоже не торопился расставаться. Что и говорить, бывает так — потянуло людей друг к другу, а почему и как это случилось, никто не может объяснить. На следующую встречу Лина прямо бежала. И на следующее свидание — тоже. Впрочем, Саша тоже ни разу не опоздал.

Вот так и случилось в жизни Лины — экзамены и прямо следом — свадьба.

Свадьба была скромной, и присутствовало на ней всего несколько человек — три друга Саши из авиационного полка, а со стороны Лины — мать, Янка, учительница Татьяна Сергеевна и два дядьки, которые такой случай никак не могли пропустить по причине бесплатной выпивки. Впрочем, зря мать о них так говорила, деньгами дядьки здорово помогли. Да еще старая подружка Ленка с Кубинки приехала. На свадьбе Лина была в том самом платье, которое мать ей на выпускной вечер привезла. Шикарное было платье — пышное, белое, муравьи постарались на совесть, а фату интернатовские пауки по просьбе Седика соткали. Красивая получилась фата, сказочная — с невиданным узором. Даже Татьяна Сергеевна удивилась:

— Надо же! Никогда таких кружев не видела! И легкая какая — пушинка!

Печально посмотрела на Лину и вздохнула:

— Глупая ты, Бисяева! Разве можно талант в землю зарывать? А теперь ты замужем, значит, об учебе — забудь. А там еще и дети пойдут…

А потом все закончилось, гости уехали, и мать отправилась к знакомым ночевать. И Седика в хозяйственной сумке увезла. А Лина и Сашка остались одни, и на столе мутно зеленела бутылка «Советского шампанского», оставленная друзьями-летчиками. Они стояли у окна и целовались. Ну, нравилось им это занятие! Соскучились они друг по дружке в этот хлопотный день с загсами и прочими заботами, какие выпадают на любой свадебный день. И Лина больше всего боялась, что им будет плохо в первую ночь, и еще она все думала, признаваться ей или не стоит про первую ее любовь Кольку Быстрова, а потом все-таки решила, что не стоит, потом когда-нибудь, когда жизнь семейная устоится и привыкнут они друг к другу. А потом, когда она положила голову на подушку, и совсем не до того стало.

Проснулись они — если то, что происходило ночью, можно было назвать сном — совсем уже очумевшие друг от друга.

— Линка, — шепнул Сашка. — Линка, я тебя люблю… Слышишь?

А Лина ничего не сказала, только прижималась к сильному гибкому телу, лежавшему рядом на железной армейской кровати, которую Сашка приволок из казарм в целях улучшения будущего семейного быта молодой офицерской семьи, щурилась на светлое от солнечных лучей окно, как умиротворенная и сытая кошка, и вдыхала родной запах мужа. Больше ничего ей не надо было. Ничего, понимаете!

Так и началась у них счастливая семейная жизнь — с двумя тарелками, тремя ложками и двумя кастрюльками — в одной из них Лина варила суп, а в другой — в зависимости от настроения — компот или какао. И еще у них была радиола и несколько пластинок — отечественные, ну, «Ландыш» там, «Мишка-Мишка, где твоя улыбка, полная задора и огня», «Прощай, Антонина Петровна» и две заграничных с неведомым рок-н-роллом. Что это такое, Лина тогда не знала, но мелодии ей нравились своим зажигательным ритмом и неожиданными музыкальными переходами. Зато шоколада у них было завались! Шоколад и печенье входили в летный паек, который Сашка получал в части.

Жили они в длинном бараке, который приспособили для офицерского семейного общежития, перегородив пространство тонкими фанерными перегородками, обклеенными дешевенькими обоями. Слышимость была такая, что, если на одном конце барака чихнули, с другого обязательно желали доброго здоровья. А если кто-то в своем закутке начинал заниматься любовью, то сами понимаете — через некоторое время все общежитие заводилось.