Изменить размер шрифта - +
Толковал о людях, которые не остановятся ни перед чем, чтобы завладеть статуей Феллини. Его не заботило, что все остальное его имущество до последнего цента заложено или что он умрет, в сущности, без гроша за душой. Важнее этой статуи ничего для него не было. Вот почему я подозреваю, что кража и убийство взаимосвязаны.

— Однако же полиция заключила, что причина смерти — самоубийство, — сказал я. — Была обнаружена предсмертная записка. Коронера это удовлетворило.

— Записка была вся в пятнах крови, не так ли? — пробормотал Холмс, сидевший откинувшись на спинку кресла и сложив ладони так, что подбородок его опирался на кончики пальцев.

— Насколько я понял, да, мистер Холмс. Но поскольку особых сомнений не возникло, расследование не проводилось.

— Ну да. Прошу вас, продолжайте, мистер Маклсворт.

— Да мне мало что остается добавить, джентльмены. Все, что я могу предъявить, — это тягостное чувство, что дело нечисто. Ни в коей мере я не намерен ни участвовать в чем-либо преступном, ни скрывать сведения, которые могут быть полезны полиции, но я связан честным словом и хочу выполнить обещание, которое дал моему кузену. Я пришел к вам не столько с просьбой раскрыть преступление, сколько в надежде успокоить свою совесть, убедившись, что никакого преступления не произошло.

— Преступление было совершено, даже если сэр Джеффри всего лишь объявил о краже, когда никакой кражи не было. Конечно, преступление не из самых страшных, согласен. Но чего именно вы от нас ожидали, мистер Маклсворт?

— Я надеялся, что вы или доктор Ватсон составите мне компанию в моей поездке по указанному адресу… по ряду очевидных причин. Я человек законопослушный, мистер Холмс, и хотел бы остаться таковым. А кроме того, соображения чести…

— Да-да, я вас понял, — перебил его Холмс. — А теперь, мистер Маклсворт, расскажите-ка нам, что случилось в доме восемнадцать по Далия-гарденс в Виллесдене.

— Домишко оказался довольно-таки неприглядный. Там много таких, скученных вдоль улочки примерно в четверти мили от станции. Совсем не то, что я ожидал. И номер восемнадцать еще неприглядней других, жалкое сооружение, с облупившейся краской, заросшим двором, переполненными мусорными баками и прочими признаками нищеты, какие скорее увидишь в нью-йоркском Ист-Сайде, чем в лондонском пригороде. Тем не менее я заметил грязный дверной молоток и принялся колотить им по двери, пока ее не открыла передо мной на удивление привлекательная женщина — на мой взгляд, не без примеси негритянской крови. Крупная женщина, при этом с ухоженными руками. В самом деле, внешность ее была безупречна, особенно по контрасту с окружением. Мой приход ее не удивил. Представилась она как миссис Галлибаста. Я сразу же вспомнил это имя. Сэр Джеффри часто ее упоминал в выражениях привязанности и доверия. Она сказала, что служила у него экономкой. Перед смертью он попросил ее оказать ему последнюю услугу. Она протянула мне его письменное распоряжение на этот счет. Вот оно, мистер Холмс.

Он протянул документ моему другу, который внимательно его изучил.

— Вы подтверждаете, что это почерк сэра Джеффри?

Американец с готовностью кивнул:

— Да, этот летящий, несколько нетвердый мужской почерк мне знаком. Как видите, здесь говорится о том, что мне следует принять семейное достояние из рук миссис Галлибасты и с соблюдением полной секретности перевезти его в Америку, где оно должно оставаться в моем владении, пока не найдется второй, пропавший кузен Маклсворт. Если у него окажутся наследники мужского пола, оно должно быть передано одному из них по моему выбору. Если же таковых не окажется, «Персей» достанется одной из моих дочерей — сыновей у меня нет — при условии, что они с мужем прибавят фамилию Маклсворт к своей собственной.

Быстрый переход