|
Она дразнила меня до последнего, Джек, эта сука, и я не выдержал, я встал и только тогда плеснул керосина вокруг нашего брачного ложа и облил керосином ее. Но я не смог лить керосин на это прекрасное лицо, я облил лишь ту ее часть, которая так меня дразнила. Я хорошенько ее облил, чтоб никогда больше не рожала детей, не поганила их. Избавиться от прошлого невозможно, Джек. Огонь охватывает тебя, и раздаются крики, слышные за много-много миль. А теперь скажи мне то, что мне так нужно узнать. Мне некогда и невтерпеж, сейчас я подожгу тебя, Джек, потому что мне необходимо получить мои деньги и мои вещи, а в заложниках у них моя мать, господи ты, боже!
И он делает знак Бентли. Бентли поднимает канистру с бензином. — Я никому не сказал, — говорит Джек. Ники улыбается. — Но почему я должен тебе верить? — говорит он. И поворачивается к Бентли. — Приступай. Вид у Бентли неважный, но он вновь поднимает канистру. — Мать твою, — произносит Билли. Выхватив свою старую сорокачетырехмиллиметровую пушку, он стреляет Бентли в живот. От выстрела вспыхивают бензинные пары. Огонь перекидывается на Бентли. Бентли горит, он роняет канистру, бензин с журчанием льется на пол, а Бентли, забыв все, чему его учили в школе пожарных, бегом устремляется к двери. Он вопит, превратившись в огненный крутящийся шар, а потом сникает и падает на сухую траву. Вот как Несчастный Случай Бентли становится причиной огромного пожара на Калифорнийском побережье. Случайно.
131
Но Джек этого не знает. Он все еще в горящем здании. Бензин льется из канистры, разливается по полу, испаряется, и пары, вспыхнув, образуют столб пламени, поднимающийся все выше и выше. В огне, в дыму и мраке Джек теряет из виду Ники Вэйла. Единственный, кого он видит, — это Мать-Твою Билли, который движется не к двери, а в глубь здания, туда, где раньше находилась кухня, и Джек думает: «Надо выбираться отсюда», но еще он думает: «Надо помочь выбраться и Билли», — и он догоняет его. Что, похоже, глупо, думает Джек. Это полный кретинизм, потому что горят уже и чехлы на мебели, и сама мебель, и старые деревянные перекрытия. Огонь разгорелся, повсюду языки пламени, кругом полно дыма, и этот сукин сын Билли, так или иначе, тебя подставил, что ж ты бежишь за ним? Потому что ты верный пес, а верные псы иначе не умеют. Они остаются до конца. Джек пригибается к полу — там больше воздуха — и низкими перебежками устремляется следом за Билли. В кухню. В бывшую кухню, где когда-то делались гамбургеры и сосиски и кипели кастрюли с соусом чили. Мать-Твою Билли стоит возле чистой металлической кухонной стойки. Он закуривает. — Идем! — кричит Джек. — Мы сумеем выбраться отсюда! Может быть, сумеем. Потолок горит, и уже занялась крыша. — Нет, — говорит Билли. Он сует сигарету в рот и глубоко затягивается. — Билли, я знаю, как нам выбраться! — кричит Джек. — Только идти надо сейчас. Глаза его начинают болеть, глаза жжет, горло першит от дыма. Он оглядывается и видит пламя. Глядит вверх — огненные языки лижут кухонный потолок. — Я не могу, Джек. Джек начинает плакать. Мать твою, Билли! Через секунду-другую все вспыхнет. Полетят огненные валькирии, и все охватит пламя. Нельзя медлить, Билли. — Я понесу тебя! Он кричит, потому что треск от огня стоит страшный. Голодный аллигатор жадно гложет старое строение. Билли качает головой: — Я не переживу этого, Джек! — Я солгу ради тебя, Билли! Скажу, что ты не имеешь к этому отношения! Только идем! Крошечные огненные шарики пляшут в воздухе. |
