Джек начинает плакать. Мать твою, Билли!

Через секунду-другую все вспыхнет. Полетят огненные валькирии, и все охватит пламя.

Нельзя медлить, Билли.

— Я понесу тебя!

Он кричит, потому что треск от огня стоит страшный. Голодный аллигатор жадно гложет старое строение.

Билли качает головой:

— Я не переживу этого, Джек!

— Я солгу ради тебя, Билли! Скажу, что ты не имеешь к этому отношения! Только идем!

Крошечные огненные шарики пляшут в воздухе.

Вот они — огненные валькирии.

— Это не годится, Джек!

К черту споры, думает Джек. Да я силком потащу этого старого осла, если надо будет!

Он делает шаг к Билли.

Тот качает головой, вынимает из пиджака свой сорокачетырехмиллиметровый ствол.

Направляет его на Джека.

Потом говорит:

— Мать твою!

Приставляет ствол к виску и жмет на спуск.

Валькирии в воздухе.

Стадия всеохватного пламени.

132

Снаружи огонь распространяется быстро.

Ветер подхватывает пламя и несет, как любовник — долгожданную возлюбленную.

На деревья, на крыши.

На небе зарево.

Солнце садится в океан огненным шаром.

А над сушей небо уже оранжево-алое от огня, ползущего на север от скалистого мыса Дана к Ритцу и Монарк-Бэй.

Огонь идет по скалам, по траве и кустам, вспыхивают сочные эвкалипты, деревья трещат и лопаются, и кажется, что взрываются миллионы шутих. Огонь бежит, окутывает деревья возле Ритца, атакует, подобно вражеской армии, курорт, блокируя входы и выходы, в то время как другой его фланг, перекинувшись через Солт-Крик-Бич, достигает Монарк-Бэй.

Он не стучит в ворота. Не ждет, когда его впустят. Ветер бросает его на деревья, прямо на живописный и такой дорогостоящий ландшафт, деревья вспыхивают, и жар от них несется к крышам.

Натали и Майкл стоят возле окна своей комнаты и смотрят, как к ним приближается пожар. С того места, где они находятся, самого огня не видно, а видят они лишь оранжевое небо, краснеющее, как кровь, в том месте, где садится солнце. Они чувствуют дым, едкий дым жжет глаза и нос, и им страшно.

Мама сгорела вся целиком.

Папа опять уехал.

Даже бабушки не видно.

Никого, кроме тех дяденек, которых привез папа, но им некогда — они поливают водой крышу и не обращают внимания на детей, и кругом слышится лишь вой сирен, и крики, и голоса из невидимых рупоров, и строгие приказания «эвакуироваться», и общий вопль, когда загорается крыша, и Натали пытается вспомнить, что такое «эвакуироваться», а Лео прыгает, лает и путается под ногами. Дерево под окном потрескивает, как в дурном сне, и Натали думает: «Вот так и мама умерла».

На улице Летти пытается прорваться сквозь ограждение, но коп не пускает ее — говорит, что въезд гражданскому автотранспорту запрещен. Она кричит: «Но у меня там дети!» Нет, не пускают. Тогда она вылезает из машины и, бросив ее, идет пешком.

К дому.

Она мчится к дому, а деревья шипят и трещат над головой. Навстречу ей устремляется людской поток — в машинах и пешком. Там и сям вспыхивают теперь все новые и новые дома, и дым превращается в густую завесу, во мгле не видно ничего, и путь освещает только огонь. Вот и дом.

Он горит.

Пламя пляшет на крыше.

— Натали! Майкл!

Пожарный не пускает ее в дом. Она дерется, кричит:

— Там двое детей!

— Там нет никого!

— Есть! Там двое детей!

Наконец она вырывается и бежит к передней двери.

Внутри — сплошной дым, жар и темень.

133

Джек ползет в преисподней.