Но в голове стучало, кровь приливала к лицу, сердце отчаянно колотилось. Вот так, своими руками она погубила дочь, обрекла ее на немыслимые мучения. Богатство, поместье, титул – это плата за каждодневный ад, нескончаемый кошмар, в котором девочка проживет жизнь! Вот почему Аглая так хотела этого брака! Конечно, ей нужна была молоденькая, наивная девушка, неопытная, очень бедная, но при всем этом не совсем завалящая, все-таки из хорошей семьи. Красивая, так как Генрих не чужд прекрасного, здоровая, чтобы хватило сил тянуть нелегкое бремя. Девушка, которая сможет по достоинству оценить те блага жизни, которые ей достались в обмен на сомнительное преимущество всю жизнь провести рядом с сумасшедшим. Несчастная жертва, избранная для того, чтобы сменить на этом нелегком поприще саму Аглаю, положившую на сына всю свою жизнь. А ведь как ловко все было обставлено! Постороннему и не понять, что с молодым человеком происходит нечто ужасное. Баронесса вовремя прятала его от людей, он показывался в обществе только в период улучшения душевного состояния, когда мало чем отличался от окружающих. Но ведь она-то, Стрельникова, не наивная девочка, она должна была почувствовать подвох, фальшь в поведении приятельницы. Как глупа, как самонадеянна она была, поверив баронессе, приняв за чистую монету ее искренность, доброжелательность! И как это она, прожившая жизнь, глядя на своего новоиспеченного зятя, ничего не заподозрила! Почему ее не обеспокоили странные перепады настроения, непонятная отчужденность, странные исчезновения Генриха? И что же теперь делать? Вот вопрос вопросов! Если баронесса давно знала о недуге сына, исходя из этого, она устроила его женитьбу, в сети попалась несчастная, которая не сможет ни постоять за себя, ни вырваться из страшной паутины. Кто поверит ей, что муж ее сумасшедший, если его таковым никто не видел? Зато Машу теперь можно обвинить, что она, дескать, сама больна, сама не в себе! Вот как все обернулось! И она, мать, не в силах помочь дочери! Церковь разрешает разводы, когда человек совершенно теряет рассудок, но поди докажи кому-нибудь, что барон Корхонэн душевнобольной! Она бессильна, невозможно тягаться с Корхонэнами, она одна на белом свете и неоткуда ждать помощи. На это тоже рассчитывала Аглая, выбирая неприметное, беспомощное семейство, которое не имеет ни связей, ни денег, ни знакомств, чтобы затеять судебную тяжбу, добиться развода, справедливости, искать высокого покровительства. К кому бежать, кому в ноги падать? Императору? Градоначальнику? Засмеют, едва прочитав ее жалобу! Выдала дочь за богача – так сиди и помалкивай! Ну что за беда, что сумасшедший, это даже хорошо, будет вертеть мужем как хочет и жить в свое удовольствие!
Тягостные раздумья Стрельниковой прервались трелью звонка, затем последовал нетерпеливый стук. Елизавета Дмитриевна подскочила, наверное, это вернулся доктор Миронов, только на него она могла теперь рассчитывать в своем горе! Стрельникова поспешила к дверям, распахнула их и обомлела. На пороге стоял барон Генрих Корхонэн.
Глава восемнадцатая
– Чем вы так напуганы, Елизавета Дмитриевна, точно привидение узрели? – поздоровавшись, с холодной неприязнью спросил Генрих.
– Я… я… – растерялась Стрельникова, она и впрямь не на шутку испугалась и не знала, как теперь поступить, ведь она не успела предупредить дочь, поведать ей о страшной догадке Скоробогатова. – Я вас не ждала, то есть ждала, конечно, но не теперь!
Барона, по-видимому, мало интересовало отношение Елизаветы Дмитриевны к его приезду. Он, вполуха слушая ее лепет, небрежной походкой двинулся в глубь квартиры.
– Где моя жена? Где Маша? – Он тростью отодвинул портьеру перед дверью в гостиную.
– Она больна, – выдавила из себя хозяйка дома. – Прошу вас, проходите и располагайтесь.
Ей неприятно было сознавать, что зять, стоящий перед ней в шубе, шапке, ведет себя в их доме, как на вокзале или в затрапезных меблированных комнатах, где брезгуют даже снять перчатки. |