— Мария Сергеевна, а почему здесь такая казарма, а у них так уютно?

 — Следователи, Стасик, приходят сюда только на ночь и на выходные, а эксперты находятся Я главке круглосуточно. Лежбище тут у них. Мы, конечно, пользуемся благами цивилизации у ним под крылышком, но в принципе это зависит от того, с кем дежуришь. Нормальные люди всегда сами тебя позовут и телик посмотреть, и чайку попить… Ну, пойдем, раз нам кофе налили, надо потусоваться.

 Мы вернулись обратно в очаг цивилизации, где Дима заботливо приготовил нам по бутерброду с сыром и по большой кружке горячего кофе. Люблю я дежурить — вот в том числе и из-за таких редких неспешных минут, юн да рядом давно знакомые, приятные тебе люди, когда знаешь, что в любой момент может затрезвонить прямая связь с дежурной частью, но испытываешь комфорт из-за того, что телефон молчит. И еще из-за того, что, когда телефон наконец зазвонит и после непродолжительных переговоров с оперативным дежурным окажется, что выезд неизбежен, — напустишь на себя недовольный вид да еще обменяешься с медиком короткими фразами, что вот, мол, опять тащиться к черту на рога, а в душе-то уже свербит нетерпение: скорее доехать, посмотреть своими глазами — что там…

 — Ну-с, расскажите, молодой человек, что вас заставило в наше неспокойное время окунуться в вонючее болото прокурорского следствия? — Это уже Дима осторожно начал влезать в душу стажеру. Стас заулыбался, покраснел и тихо сказал:

 — Вообще-то я хотел работать следователем в милиции, но меня по состоянию здоровья не взяли…

 Тут уже Наташа проявила к стажеру интерес и встряла в беседу:

 — Что же у тебя за болезнь такая, голубчик? — До того не вязался никакой недуг с юным и цветущим видом молодого человека, а главное — с его статной двухметровой фигурой.

 — Шизофрения, — фыркнул Дима, — раз добровольно хочет быть следователем, значит, шизофреник.

 — Полиартрит, — улыбаясь, сказал Стас. — Но я еще могу давать кровь. И это не заразно.

 — А в прокуратуре, значит, можно работать и больному?

 — В основном больные и работают, — со смехом сказала я.

 — Да уж, особенно ваша эта, Недвораева.

 — Дима, не надо о грустном.

 — Послушай, Маша, неужели никому в голову не приходит, что психически больной человек, занимающий должность начальника отдела прокуратуры города, опасен для общества?

 — Дима, это уже не мое дело.

 — Конечно, ты трусливо дезертировала, вместе того чтобы занять ее место, а ее отправить к чертям собачьим на свалку истории.

 — И ты, Брут! Я уже два года работаю в район и счастлива. А Недвораеву вспоминаю как дурной сон.

 — Ты-то вспоминаешь как дурной сон, а мы хлебаем полными ложками! Она тут приехала самолично на труп, поруководить, а у меня в сумке термометр ректальный разбился, и я послал за другим Она ко мне прицепилась: почему стоим, почему и фиксируем трупные явления? Объясняю популярно: разбился термометр для измерения ректальной температуры, сейчас привезут другой, и сразу начну. А эта дура мне указывает: «Значит, надо зайти любую квартиру, попросить градусник». Нет, вы слыхали такое? Я ей говорю: а руку в задницу трупу вы будете по локоть засовывать? А от говна его отскабливать тоже вы будете или так и отдадите? И кто потом своему ребенку поставит градусник, вынутый из попы трупа? Нет, вы знаете, молодой человек, что ваша наставница совершила преступление против человечества, уйдя из следственной части прокуратуры города, где она должна была быть начальницей?!

 Я вяло попыталась пресечь Димины измышления.