Мы
не пытаемся сделать предметом купли или продажи добрые отношения с Вашей светлостью, а думаем о равноправном договоре двух государств. Но, как
известно, любой договор действителен и выполняется лишь постольку, поскольку обеспечен военной силой каждой из высоких сторон. Именно поэтому
Синьория никак не может поручить командование большей частью своих войск ни герцогу Романьи и Валентино, ни другому суверенному властителю.
Такой поступок означал бы прямую угрозу для безопасности Республики в будущем».
Блестящая казуистика секретаря делала честь его уму, но не могла скрыть очевидного нежелания Синьории предпринимать какие либо реальные шаги
навстречу предложениям Валентино. Герцог не удивился. Он знал истинную цену доброжелательности Синьории и коротко ответил послу, что не желает
более слышать заверений в дружбе, не подкрепленных делом.
Десятого декабря Чезаре поднял армию и двинулся на завоевание Сенигаллии. Этот город находился под покровительством кардинала Джулиано делла
Ровере, который не жалел усилий, чтобы защитить наследственные права своего племянника, префекта Сенигаллии. Но и папа, и король остались глухи
к страстным речам кардинала. Городом, от имени малолетнего сына, управляла его овдовевшая мать Джованна, урожденная да Монтефельтро. Она
приходилась родной сестрой изгнанному герцогу Урбинскому и должна была разделить его судьбу.
Как и в прошлом году, Чезаре решил встретить Рождество в Чезене. Но здесь армию ждал неприятный сюрприз – окрестное население было на грани
голода, война и неурожай опустошили закрома. К тому же таинственно исчезли тридцать тысяч мешков зерна, закупленного герцогом у венецианских
купцов как раз на случай нехватки продовольствия. Теперь приближенные советовали ему реквизировать часть урбинских запасов, но он отверг такой
вариант и приказал скупить оставшиеся в окрестных деревнях бобы и чечевицу. Эта мера позволила хоть как то прокормить солдат до подхода новых
обозов с хлебом, маслом и вином. Одновременно с хозяйственными хлопотами герцог вызвал в Чезену губернатора Романьи, уже знакомого нам дона
Рамиро де Лорку. Жалобы на грубость и неумолимую жестокость Рамиро множились, как снежный ком, а теперь к ним добавилась пропажа столь
необходимого в данный момент зерна. Имелись и другие соображения, по которым герцог хотел задать кое какие вопросы своему верному губернатору.
Вскоре произошло событие, удивившее даже Макиавелли (он, как и остальные послы, перебрался в Чезену вслед за герцогом). Три больших отряда
французских копейщиков неожиданно покинули армию Валентино и ушли в Ломбардию. Поговаривали, будто их отозвал королевский комендант Милана.
Такое объяснение не удовлетворило пронырливого флорентийца, и он попытался дознаться правды у знакомого ему французского капитана. Но полученный
ответ звучал еще менее убедительно – по словам капитана, герцог сам отказался от их услуг, ибо договор с кондотьерами избавляет его от нужды
платить высокое жалованье чужестранцам. А между тем Валентино не мог не знать, что его кондотьеры – публика весьма ненадежная. «Возможно ли
поверить, – размышлял секретарь, – будто герцог забыл об осторожности и готов положиться на верность людей, трижды поднимавших против него
оружие?» Наконец Макиавелли пришел к выводу, что уход французов – всего лишь тактическая уловка. Чезаре Борджа ослаблял собственную армию не из
за доверия к Орсини и Вителлоццо, а для того, чтобы успокоить подозрительность капитанов и без помех заманить их в приготовленный капкан. Каким
будет этот капкан, секретарь не знал, но общий ход мыслей герцога он угадал совершенно правильно. |