Изменить размер шрифта - +

   Когда управляющий “Тритоном” Викинг, убедившись, что они прибыли на место, и после обмена соответствующими жестами с Мазуром получивший от того разрешение лечь на грунт, проделал соответствующие манипуляции и аппарат опустился на каменистое дно, улегся там почти без крена, все испытали нешуточное облегчение. Обернувшись, Мазур с непонятной профану радостью смотрел, как три троса с продолговатыми контейнерами опускаются за корму, замирают на грунте…
   Хотелось смахнуть пот со лба, хотя в гидрокостюме этого никак не проделаешь. Что называется, обошлось. А ведь не раз случалось, что тросы наматывались на винт, а то и опутывали шею кому-нибудь из пассажиров.
   Далеко не в первый раз Мазур позволил себе крамольные мысли по поводу высокого начальства – приправленные к тому же изрядной порцией сугубо морской лексики.
   Лет двадцать пять уже весь остальной мир строил сверхмалые подводные лодки для диверсантов, отличавшиеся от “нормальных” исключительно размерами. Обычные субмарины, только маленькие. В них модно было путешествовать со всем мыслимым комфортом, без загубника во рту, без баллонов на спине, в сухой одежде. Но у советских, как давно подчеркивалось, собственная гордость. Советские “Тритоны” были открытыми, профессионально выражаясь, “мокрыми” – этакие подводные мотоциклы, по сути, корыта с мотором. Давно уже ходили весьма похожие на правду слухи, что все отмеченные наградами и премиями за разработку новой техники (в том числе начальник военно-морской разведки) получили свои регалии, как письменно сформулировано, “за внедрение спецтехники, не имеющей аналогов в мировой практике”. Формально это была святая правда – никто в мире и в самом деле не собирался клепать подобные сооружения, где аквалангисту было примерно так де комфортно, как пилотам первых самолетов из фанеры и проволоки. Мазур слышал в Главном штабе краем уха, что какой-то ленинградский “ящик” стал разрабатывать сверхмалую “сухую” лодку, но ведь прекрасно известно, сколько у нас времени пролетит меж разработкой и внедрением.
   Отогнав эти недостойные советского человека мысли и эмоции, он оттолкнулся руками от поручней, взмыл над “Тритоном” и жестами отдал приказ. Контейнеры отцепили, и шестерка, паря невысоко над дном, выстроилась в походный порядок. А вскоре двинулась к берегу, привычно буксируя контейнеры. Согласно заранее полученному приказу, Пеший-Леший бдительно присматривал за Вундеркиндом, вновь оказавшимся в невыгодной для себя и обременительной для других роли слабого звена. Но ничего тут не поделаешь, попала собака в колесо – пищи, да беги. От Мазура в данном случае ничего не зависело, с его желаниями не считались – вместо чистой диверсионки начальство вновь крутило какие-то комбинации в стиле плаща и кинжала…
   Ночное плаванье под водой – задача нелегкая, но они была профессионалы в своем деле и благополучно достигли берега. Вновь прошли через томительные минуты полнейшей неуверенности в ближайшем будущем – напряженное ожидание засады, готовность браво полечь всем до единого, ежели что… Ну, в конце концов, той бесшабашной рыбе, что миллиард лет назад вздумала жить на суше и, шлепая ластами, полезла на берег, пришлось, надо полагать, даже потяжелее. Так что человеку хныкать как-то даже и унизительно…
   Итак, они были в сомой настоящей Африке, отчего, сказать по секрету, не испытывали ни малейшей радости. На безоблачном небе сияли россыпи нереально крупных звезд, впереди чернели скалы, сзади накатывался прибой, стояла совершеннейшая тишина, и не было никакого комитета по встрече. Пока что обошлось.
   Они стояли на сухой земле, навьюченные, как ишаки – мины из контейнеров, акваланги, немаленький боезапас, совсем чуть-чуть жратвы и воды.
Быстрый переход