|
Встает заря угрюмая с дымами в вышине… Трансваль, Трансваль, страна моя, ты вся горишь в огне… Замолчал, уставясь стеклянными глазами так, что Мазуру поневоле стало не по себе. – Ты чего нажрался? – спросил он. – У тебя водка есть? – произнес Лаврик куда-то в пространство. Мазур кивнул на присутствующую тут же бутылку итальянского вермута. – Водка, я имею в виду, – сказал Лаврик упрямо. – С градусами. Дай водки, будь другом. Пожав плечами, Мазур встал и пошел доставать из холодильника виски. Кажется, это был выход – пользуясь оказией, хлопнуть стакан и завалиться спать… Когда он вернулся, Лаврик сосредоточенно разглядывал микрофончик, вертя его за проводок двумя пальцами. – Это Вадька забыл, точно, – сказал он с пьяной убедительностью. – Вундеркинд. Ты что, с ним корешишься? Он же робот, его в “ящике” склепали к шестидесятилетию комсомола и к нам на доводку сунули, верно тебе говорю. Что он у тебя свои причиндалы разбрасывает? Неужто хватанул так, что из него микрофоны посыпались? – А при чем тут Вундеркинд? – спросил Мазур самым легкомысленным, насмешливым тоном. – Может, это твое хозяйство? – Не учи ученого. Это доподлинная “семерочка”. Эс-гэ-семь. Последнее достижение и шаг вперед. У нас до сих пор старье – “пятерки”, эс-гэ-эрки. Которые еще Малюта Скуратов королю Сигизмунду подсовывал. Точно, это Вадькины “семерки”, зеленая оплетка, он при мне упаковку вскрывал, с одной оказией технику получали. Я по-человечески просил парочку, он сказал, самому мало… А тут разбрасывает, где не попадя, жмот… – Лаврик бросил микрофончик на стол, потянулся к стакану. – Ты что себе не булькаешь? – За что пьем? – поинтересовался Мазур. – За правосудие, – сказал Лаврик. – Неотвратимое и многоголовое, как гидра. За гидру правосудия. За эту блядь Немезиду, чтоб ей на ровном месте сифилис подцепить. Не за Фемиду, целку стебаную, а именно за Немезиду… Твое! Он выплеснул в рот янтарную жидкость, не поморщившись. Совсем хреново, подумал Мазур со всем сочувствием, на которое в данный момент был способен. Когда хлобыстают, словно воду – сие неспроста… И посмотрел на микрофончики. В голове вдруг стала подгоняться мозаика. Это была дикая, сюрреалистическая, тошноту вызывавшая мозаика – но от всех этих эпитетов она не перестала выглядеть вполне реальной… В дверь осторожненько, деликатно постучали – совсем не так, как барабанят пришедшие с арестом. Обычно так давал знать о себе Али, но Мазур, откликнувшись, увидел на пороге Бульдога. Оказавшись на свету, адмирал словно бы попытался попятиться, узрев Лаврика, но после короткого колебания все же шагнул к столу. – А мы тут плюшками балуемся, знаете ли… – растерянно и виновато сказал Мазур, отчетливо сознавая, что чуточку грешен. Теоретически рассуждая, ничего не было преступного в стаканчике виски на сон грядущий, а что до практики – начальство для того и существует на свете, чтобы придраться к чему угодно. С одной стороны – все же не казарменное положение, с другой – постоянная готовность номер один… – Кирилл Степанович… – произнес Бульдог с несвойственной ему задушевностью. – Можно немножко? Мазур выпучил на него глаза – но исправно налил, и адмирал высосал виски почти так же, как давеча Лаврик. Лаврик тем временем ожил. |
