Вино и музыка, задушевные разговоры и искренний смех наполняли сад, и постепенно мягкие теплые сумерки завладевали Шателайоном, окутывая деревья, колодец, галерею, скамьи. Наступало то любимое многими время суток, когда голоса начинают звучать из самой середины груди, а женские глаза делаются темными и – кажется – лишенными дна.

    Каталан, и похваленный за добрую игру, и побитый за неуклюжесть, наконец улучил свободную минутку и вознаградил себя изрядным куском мяса, нашпигованного чесноком.

    Эн Саварик, немало уже выпивший молодого вина и окончательно поссорившийся с домной Гильемой (чему был на самом деле несказанно рад, ибо эта ядовитая на язык и капризная дама порядком его утомила) подозвал Каталана к себе. Тот нехотя встал и, прихватив с собой тарелку, приблизился.

    – Скажи, Каталан, – обратился к фигляру сеньор де Маллеон, – вот что хочу у тебя узнать… Ведь ремесло бродячего гистриона трудно, а достаток переменчив и часто вам случается жевать траву и пить одну лишь родниковую воду?

    – Со слезами пополам, – охотно подтвердил Каталан. – Так оно и есть, господин мой. Иной раз и сам дивишься, как долго может жить человек вообще без всякой еды.

    – Скажи, Каталан, откуда вы, в таком случае, добыли тот фиолетовый и зеленый атлас, из которого сшили хрен и яйца? Честно говоря, с той самой минуты, как я увидел вас на площади у постоялого двора, эта загадка не дает мне покоя.

    – Загадки тут, господин мой, никакой нет, есть одна только удача. Случилось нам выступать в Рокамадуре и тешить тамошних благородных сеньоров песенками. Они щедро наградили нас, хотя вы, конечно же, неизмеримо их в этом превзошли. – Тут Каталан, не в силах удержаться, отхватил здоровый кус мяса и продолжал свою повесть жуя. – А одна прекрасная и очень добрая дама призвала к себе нашего Тюку и спросила – чем вознаградить его за столь славное увеселение? Тюка же, немного разбираясь в куртуазной науке, пал к ее ногам и имел дерзновение попросить многоцветный атласный рукав ее платья, дабы носить всегда у сердца.

    – Гм! – поперхнулся Саварик.

    – Дама тотчас же отстегнула рукав, – невозмутимо говорил между тем Каталан, – и одарила бедного жонглера, который был вне себя от счастья. Ведь и самые ничтожные имеют право, согласно Кодексу Любви, любить самых знатных и прекрасных. Эта удовлетворенная просьба вызвала множество изысканных рассуждений о природе любви, о правах и обязанностях любовников – стоило послушать! Вот этот-то рукав мы впоследствии и приспособили к делу, господин мой, – заключил Каталан, заталкивая в рот последний кусок мяса.

    Саварик сперва смеялся, а потом, став серьезным, сказал так:

    Любить не стыдно, не зазорно,

    Отдать себя любви – не грех,

    Глумливый ей не страшен смех,

    Любовь не верит слухам вздорным.

    Но знай: тебя постигнет кара,

    Коль ты доверишься фигляру.

    На это Каталан, пожав плечами, ответил:

    – Может быть.

    Глава третья

    АРНАУТ КАТАЛАН ИЗУЧАЕТ РАЗНОВИДНОСТИ ПОЕДИНКОВ

    На полпути к стране Вавилону,

    Где сарацин коварен черный,

    Посередь самого синего моря

    Стоит гора – кому на радость, кому на горе.