– Странно также, что мухи на труп не летят.

    – Это потому, что здесь нет мух, брат.

    – Как это – нет мух?

    – А вот так. Вообще нет.

    – Как же такое вышло, чтобы вовсе не было мух?

    – А я их от Церкви отлучил, вот они и передохли.

    – Странно. Вот я тоже графа Фуа от Церкви отлучил, а он живехонек.

    Тут граф Фуа, которого действительно недавно отлучили от Церкви, громко захохотал и погрозил Саварику кулаком. Саварик возвел глаза к небу и пожал плечами – скромник.

    – Ах, если бы и катары вот так после отлучения дохли! – завел снова Агульон.

    – Увы, брат! – ответствовал Тюка с печальным видом. – Катаров подобной малостью не возьмешь!

    Бурное одобрение зрителей подбодрило "монахов". Они сделали паузу, чтобы поклониться в ответ на аплодисменты, после чего с самыми зверскими рожами подступились к девице Ильдегонде.

    Однако Ильдегонда, как и замышлялось автором пьесы, ни в какую не поддавалась на увещания. Посулы и даже угрозы оставили ее совершенно равнодушной.

    Представление близилось к сногсшибательной развязке, о чем и уведомил публику нарочно для такого случая воскресший Каталан.

    – Превеликой жалости достойно, что честь не в чести и ложь вознесена на пьедестал, – заявил Каталан, садясь на земле, а затем и вовсе вставая. – Увы, плачевная участь ожидала многих достойных, ибо мир, где мы обречены влачить дни, сделался юдолью горьких слез и еще горшего безумия.

    Лишь в одиночестве ты обретешь друзей,

    Лишь после драки машут кулаками,

    И солнце не встает над облаками,

    И грамоты не знает книгочей,

    а как он книги читает – неведомо. Увы! Но смотрите же, что случилось с прекрасной и добродетельной Ильдегондой и узнайте, как прекрасная катарка посрамила своих мучителей.

    "Монахи" схватили несчастную Ильдегонду и связали ее так, что она стала напоминать кокон.

    – Мы не станем больше ей грозить,

    Мы ее не станем бить,

    А вот как мы с нею поступим! – прокричали они в один голос и замерли на миг со зверскими гримасами на лицах, растопырив руки и расставив ноги. Затем Тюка с помощью Каталана притащил большую бочку и указал на нее размашистым жестом.

    – В сию нечестивую нашу купель погрузим мы упорствующую в истинной вере девицу и силой окрестим ее в наше лжеучение!

    Каталан подтащил ведро воды, заблаговременно приготовленное и спрятанное в стороне. Высоко подняв ведро, они с Тюкой вылили воду в бочку. Из щелей в бочке тут же потекли тонкие струйки. Каталан принялся затыкать щелки травой, ползая вокруг на четвереньках.

    Между тем Агульон и Тюка подняли прямую, как палка, Ильдегонду, возложили ее себе на плечи и, ступая торжественно и медленно обошли с нею кругом всю сценическую площадку. Ильдегонда обреченно закрыла глаза.

    А затем злокозненные "монахи" сунули Ильдегонду в бочку, сперва вниз головой, а затем, заметив ошибку, как положено.

    – Сейчас ты примешь наше нечестивое крещение, – поведал Агульон страшным голосом.

    – О жалкие, ничтожные еретики! – закричала Ильдегонда. – Никогда я не приму вашего нечестивого крещения!

    – А нам плевать, ведь ты богата

    И перед нами виновата!

    Крещаешься во имя Папы Римского!.