Погладил ее по щеке, провел кончиком пальца по лавандовым векам, по теням под глазами. Очертил контуры ее прямого носа, а затем, очень бережно, ее совершенных губ. Они приоткрылись, и я ощутил на пальцах прохладное дыхание. Я хотел наклониться, вдохнуть ее аромат, но знал, что это, вероятно, уже слишком. Если она может владеть собой, значит, и я смогу — хотя бы в гораздо меньших масштабах.
Я старался двигаться как в замедленном кино — чтобы она успевала заранее предугадать каждое мое действие. Мои ладони скользнули по ее тонкой шее и остановились на плечах, а большие пальцы обвели невероятно хрупкую линию ключиц.
Эдит была намного сильнее меня, во многих отношениях. Похоже, я потерял контроль над своими руками, когда плавно провел ими по ее плечам и вниз, вдоль выступающих лопаток. Я не смог удержаться и обнял ее, снова притянув к груди. Мои руки сошлись у нее за спиной на талии.
Эдит подалась ко мне, но это было ее единственным движением. Она не дышала.
Поэтому мое время было ограничено.
Я наклонился, чтобы на одну долгую секунду уткнуться лицом в ее волосы, глубоко, полной грудью вдыхая ее аромат. А потом заставил себя отпустить Эдит и отодвинуться. Одна ладонь подчинилась не до конца: она спустилась вдоль ее руки и обосновалась на запястье.
— Прости, — пробормотал я.
Эдит открыла глаза, и в них был голод. Не тот, что мог бы испугать меня, а тот, который скрутил в узел мышцы под ложечкой и заставил мое сердце снова заколотиться.
— Хотела бы я… — прошептала она, — …чтобы ты почувствовал эту… запутанность… это замешательство… которое я испытываю. — Тогда ты смог бы понять.
Она подняла руку к моему лицу, а затем быстро провела пальцами по моим волосам.
— Расскажи мне, — выдохнул я.
— Не знаю, получится ли у меня. Знаешь, с одной стороны, голод — точнее, жажда, которую я, будучи тем, что я есть, чувствую по отношению к тебе. И ты, наверное, в какой-то степени способен это понять. Хотя, — она неуверенно улыбнулась, — так как ты не страдаешь пагубным пристрастием к каким-либо запретным веществам, то, скорее всего, не можешь достаточно глубоко сопереживать мне. Но… — ее пальцы легко коснулись моих губ, и мое сердцебиение ускорилось. — Я желаю и кое-чего другого, испытываю другой голод. Голод, которого даже сама не понимаю.
— Зато я, возможно, понимаю его лучше, чем тебе кажется.
— Я не привыкла чувствовать настолько по-человечески. Это всегда так?
— Для меня? — я помедлил. — Нет, никогда. До этого никогда.
Она взяла мое лицо в ладони:
— Я не знаю, как быть близкой тебе. Не знаю, смогу ли.
Накрыв ее руку своей, я медленно наклонялся вперед, пока наши лбы не соприкоснулись.
— Этого достаточно, — вздохнул я, закрывая глаза.
С минуту мы сидели так, а потом пальцы Эдит зарылись в мои волосы. Она подняла лицо и прижалась губами к моему лбу. Ритм моего сердцебиения взорвался рваными скачками.
— Тебе это удается гораздо успешнее, чем ты думаешь, — сказал я, когда снова обрел дар речи.
Отстранившись, она снова взяла меня за руки:
— Я родилась с человеческими инстинктами… возможно они спрятаны глубоко, но всё же существуют.
Еще одно бесконечное мгновение мы смотрели друг на друга, и я пытался догадаться, испытывает ли она такое же нежелание двигаться, как и я. Но день угасал, а тени деревьев уже почти касались нас.
— Тебе пора ехать.
— Я думал, ты не умеешь читать мои мысли.
Эдит улыбнулась:
— Они становятся более ясными, — ее глаза внезапно вспыхнули волнением. |