— В самом деле? — это не потрясло меня, как она, вероятно, ожидала. Только подстегнуло мое любопытство.

— Тебя это не отталкивает?

— Нет.

— Почему?

— Ну, наверное… это кажется логичным.

Она резко хохотнула, а потом снова потянула меня вперед по такому же коридору, как этажом ниже, и мы медленно пошли дальше.

— Со времени моего второго рождения у меня было преимущество — я знала, что думают все находящиеся поблизости, вне зависимости от того, люди они или нет. Вот почему мне понадобилось целых десять лет, чтобы открыто восстать против Карин — ведь я снова и снова убеждалась в ее искренности и ясно понимала, почему она живет именно так, а не иначе…

Эдит покачала головой и продолжила рассказ:

— Мой бунт продолжался недолго, всего несколько лет, после чего я вернулась к Карин и разделила ее убеждения. Мне казалось, что я смогу избежать… депрессии… которая сопутствует угрызениям совести. Потому что я знала мысли моей добычи и могла избегать невинных, охотясь только на тех, в ком видела зло. Если я последовала за убийцей в темный переулок, где он крался за молоденькой девушкой… если спасла ее, то, наверное, я не такая уж жуткая.

Я пытался представить себе то, что описывала Эдит. Как бы она выглядела, когда выходила из тени, молчаливая и бледная? Что подумал бы преступник, когда увидел ее — совершенную, прекрасную, во всем превосходящую человека? Да и понял ли он хотя бы, что ее нужно бояться?

— Но шло время, и я начала видеть чудовище в своих глазах. Это была расплата за отнятые человеческие жизни — пусть даже жертвы заслуживали казни. И я вернулась к Карин и Энисту. Они приняли меня обратно, словно блудного сына. Это было больше, чем я заслуживала.

Мы дошли до конца коридора и остановились перед последней дверью.

— Моя комната, — сказала Эдит, открывая ее, и потянула меня внутрь.

Окна ее комнаты выходили на юг и были такими же большими, как в гостиной на первом этаже. Должно быть, вся задняя стена дома была стеклянной. Отсюда открывался вид на излучину широкой реки — я подумал, что это, наверное, Сол Дюк, — и на белоснежные вершины Олимпийского хребта. Горы оказались гораздо ближе, чем можно было ожидать.

Западную стену целиком занимали бесчисленные полки с компакт-дисками: здесь их было больше, чем в специализированном магазине. В углу виднелся какой-то замысловатый музыкальный центр — из тех, до которых я обычно и дотрагиваться не решался, опасаясь что-нибудь сломать. Кровати не было, только большой черный кожаный диван. Пол покрывал толстый золотистый ковер, а стены — плотная ткань чуть более темного оттенка.

— Для хорошей акустики? — догадался я.

Эдит засмеялась и кивнула.

Она взяла пульт и включила стереосистему. Мягко зазвучала тихая джазовая композиция — как будто музыканты находились прямо в комнате, рядом с нами. Я подошел к стене с дисками, чтобы поближе рассмотреть эту умопомрачительную коллекцию.

— По какому принципу они расположены? — спросил я, не находя никакой системы в названиях.

— Ммм… по годам, а уже в этих рамках — по личным предпочтениям, — рассеянно объяснила она.

Я повернулся и увидел, что она смотрит на меня с выражением, которого я не понял.

— Что?

— Я была готова к тому, что испытаю… облегчение. Если ты будешь всё знать и не нужно будет скрывать что-нибудь от тебя. Но не ожидала почувствовать нечто большее. Мне это нравится.