— Сколько тебе лет, Бо? — в голосе Эдит слышалось разочарование, причину которого я не мог себе представить.

Машина остановилась, и я понял, что мы уже приехали. Дождь усилился, да так, что теперь я едва видел наш дом. Было чувство, что автомобиль погрузился в вертикальную реку.

— Семнадцать, — ответил я, немного озадаченный ее тоном.

— Ты выглядишь не на семнадцать, — сказала она, и это прозвучало как обвинение.

Я засмеялся.

— Что? — требовательно спросила Эдит.

— Мама всегда говорит, что я родился тридцатипятилетним и с каждым годом приближаюсь к среднему возрасту, — я снова засмеялся, а затем вздохнул: — Что ж, кому-то же нужно быть взрослым, — и, немного помолчав, добавил: — Ты тоже не очень-то смахиваешь на старшеклассницу.

Она поморщилась и сменила тему:

— Почему твоя мама вышла замуж за Фила?

Меня удивило, что она помнит его имя: я был уверен, что назвал его всего однажды, почти два месяца назад. Я ответил после крошечной паузы:

— Моя мама… она очень молода для своего возраста. Думаю, Фил заставляет ее чувствовать себя еще моложе. Как бы то ни было, она от него без ума… — лично я этого не понимаю, но, когда речь идет о матери, разве можно считать кого-то достаточно хорошим для нее? Наверное, такого вообще не бывает.

— Ты одобряешь ее выбор? — спросила она.

Я пожал плечами:

— Хочу, чтобы она была счастлива, а он — тот, кто ей нужен.

— Это очень великодушно… Мне интересно…

— Что?

— Смогла бы она отнестись к тебе так же, как ты считаешь? Невзирая на то, кого ты выберешь? — взгляд Эдит внезапно стал напряженным, она заглянула мне в глаза.

— Я… Думаю, да… — пробормотал я, запинаясь. — Но она взрослая — хотя бы на бумаге. Это немного другое.

Лицо Эдит расслабилось.

— Значит, слишком жутких не надо бы, — поддразнила она.

Я усмехнулся в ответ:

— Жуткие — это какие? С татуировками и пирсингом на лице?

— Полагаю, это одно из возможных толкований.

— А ты как определила бы?

Не ответив, она задала еще один вопрос:

— Как думаешь, а я могу быть жуткой? — и изогнула бровь.

С минуту я притворялся, что изучаю ее лицо, это был просто предлог лишний раз на нее поглазеть — мое любимое занятие.

Черты лица Эдит были такими утонченными, такими симметричными. Ее лицо могло заставить любого замереть на месте, но только не убежать. Как раз наоборот.

— Трудно себе такое представить, — признался я. Она молча нахмурилась. — Ну, то есть ты наверняка смогла бы, если бы захотела.

Эдит склонила голову к плечу и раздраженно улыбнулась, но так ничего и не сказала.

— А ты расскажешь мне о своей семье? — спросил я. — Эта история должна быть намного интереснее моей.

Она тут же насторожилась:

— Что ты хочешь знать?

— Каллены тебя удочерили?

— Да.

Я не сразу решился задать следующий вопрос:

— А что случилось с твоими родителями?

— Они умерли много лет назад, — ее тон был обыденным.

— Прости.

— Я их почти не помню. Уже давно мои родители — Карин и Энист.

— И ты их любишь, — это не было вопросом.