|
Внимание собравшихся переключилось на песню. — В Кейптауне тоже не платят пособия, — сказал К. — Теперь нигде нет пособия. В соседней палатке горела свеча, по ее освещенным стенам двигались огромные тени. К. откинулся на локоть и стал смотреть на звезды. — Мы тут уже пять месяцев, — произнес голос рядом с ним. Говорил мужчина, который жил в этой палатке. Звали его Роберт. — Жена, дети — три девочки и мальчик, да еще сестра с детьми. Я работал на ферме неподалеку от Клаарструма. Долго работал — двенадцать лет. И вдруг — на тебе! — нет спроса на шерсть. Тогда ввели норму — столько-то на одного фермера, и не больше. Потом закрыли одну дорогу на Аудсхорн, а за ней и другую, потом обе открыли, потом окончательно закрыли обе. Тогда пришел ко мне хозяин и говорит: «Не могу я тебя больше держать. Больно много ртов, не накормишь. Самому не хватает». — «Куда же мне податься? — спрашиваю. — Вы знаете, работы сейчас не найти». — «Прости, говорит, я против тебя ничего не имею, просто самому не хватает». Ну и выпроводил меня вместе со всем семейством, а одинокого молодого парня, который и работал-то у него без году неделя, оставил. Одного он мог прокормить. Я ему сказал: «А как я свою семью прокормлю? Теперь ведь я без работы». Ну что там говорить, собрали мы пожитки и ушли; и только вышли на дорогу — вот честное слово, не вру! — только вышли, полиция нас и забрала; он им позвонил, они забрали нас, и в ту же ночь мы оказались здесь, в Яккалсдрифе, за колючей проволокой. «Не имею места проживания? — сказал я им. — Но прошлой ночью оно у меня было, как это вы успели узнать, что сегодня ночью у меня не будет места проживания?» А они в ответ: «Где вам лучше спать: в вельде, под кустом, точно звери, или в лагере, где есть постели и водопровод?» — «А я могу выбирать?» — спросил я. «Ты уже выбрал, говорят. Яккалсдриф выбрал. Нечего тут шляться по дорогам и беспокоить людей». Но я тебе точно скажу, в чем тут дело, почему они нас тут же схватили. Не хотят они, чтобы люди скрывались в горах, а потом вернулись однажды ночью, поломали изгороди и угнали их скот. Знаешь, сколько тут в лагере мужчин, молодых мужчин? — Он склонился к К. и понизил голос: — Тридцать. С тобой тридцать один. А сколько женщин, детей и стариков? Оглянись вокруг и посчитай. Вот я тебя и спрашиваю: где же мужчины, которых тут нет, а семьи их тут? — Я был в горах, — сказал К. — Я никого не видел. — Но ты спроси любую из этих женщин, где ее муж, она тебе скажет: «Он работает и каждый месяц посылает мне деньги», или: «Он убежал, бросил меня». Поди разберись! Они долго молчали. Маленький огонек наискось прочертил небо. К. показал на него пальцем. — Звезда упала, — сказал он. На следующее утро К. вышел на работу. Первая заявка на рабочую силу поступила от железнодорожной администрации, вторая — от окружного совета Принс-Альберта, дальше пошли запросы от местных фермеров. Грузовик пришел за ними в шесть тридцать, а в семь тридцать они уже работали к северу от Леу-Гамки: расчищали от травы и кустарника русло реки у железнодорожного моста, вверх и вниз по течению, копали ямы и размешивали цемент для придорожной ограды. Работа была тяжелая; к полудню К. совсем выдохся. «В горах я стал стариком», — думал он. Возле него остановился Роберт. — Чего ты надрываешься, приятель, — сказал он. — Ты вспомни, сколько нам платят. Всем одинаково — один ранд в день. Я получаю полтора ранда, потому что у меня семья. Так что умерь свой пыл. Сходи хоть по нужде. Ты ведь из больницы, не больно крепкий. Позже, во время перерыва, он дал К. |
