|
Ее застывший взгляд остановился на лице мужа, как бы вспоминая что-то; Клим подумал, что лицо ее не печально, а только озабоченно и что хотя отец умирал тоже страшно, но как-то более естественно, более понятно. - Я, конечно, не верю, что весь умру, - говорил Спивак. - Это - погружение в тишину, где царит совершенная музыка. Земному слуху не доступна. Чьи это стихи... земному слуху не доступна? Самгин, слушая, заставлял себя улыбаться, это было очень трудно, от улыбки деревенело лицо, и он знал, что улыбка так же глупа, как неуместна. Он все-таки сказал': - Вы преувеличиваете, с вашей болезнью живут долго... - С нею долго умирают, - возразил Спивак, но тотчас, выгнув кадык, захрипел: - Я бы еще мог... доконал этот город. Пыль и ветер. Пыль. И - всегда звонят колокола. Ужасно много... звонят! Колокола - если жизнь торжественна... - Мы утомляем его, - заметила Елизавета Львовна. - До свидания, - сказал Клим и быстро отступил, боясь, что умирающий протянет ему руку. Он впервые видел, как смерть душит человека, он чувствовал себя стиснутым страхом и отвращением. Но это надо было скрыть от женщины, и, выйдя с нею в гостиную, он сказал: - С какой жестокостью солнце... Но Спивак, глядя за плечо его, отмахнулась рукою и не дала ему кончить фразу. - В этих случаях принято говорить что-нибудь философическое. А - не надо. Говорить тут нечего. Ее взгляд, усталый и ожидающий, возбуждал у Самгина желание обернуться, узнать, что она видит за плечом его. Идя садом, он увидал в окне своей комнаты Варвару, она поглаживала пальцами листья цветка. Он подошел к стене и сказал тихонько, виновато: - Неудачно мы попали. - Он - скоро? - спросила Варвара тихонько и оглянувшись назад. Самгин кивнул головою и предложил: - Иди сюда. Когда она, стройная, в шелковом платье жемчужного цвета, шла к нему по дорожке среди мелколистного кустарника, Самгин определенно почувствовал себя виноватым пред нею. Он ласково провел ее в отдаленный угол сада, усадил на скамью, под густой навес вишен, и, гладя руку ее, вздохнул: - Скверная штука. Она живо откликнулась: - Да! И быстро, - как бы отвечая учителю хорошо выученный урок, - рассказала вполголоса: - По Арбатской площади шел прилично одетый человек и, подходя к стае голубей, споткнулся, упал; голуби разлетелись, подбежали люди, положили упавшего в пролетку извозчика; полицейский увез его, все разошлись, и снова прилетели голуби. Я видела это и подумала, что он вывихнул ногу, а на другой день читаю в газете: скоропостижно скончался. Рассказывая, она смотрела в угол сада, где, между зеленью, был виден кусок крыши флигеля с закоптевшей трубой; из трубы поднимался голубоватый дымок, такой легкий и прозрачный, как будто это и не дым, а гретый воздух. Следя за взглядом Варвары, Самгин тоже наблюдал, как струится этот дымок, и чувствовал потребность говорить о чем-нибудь очень простом, житейском, но не находил о чем; говорила Варвара: - А когда мне было лет тринадцать, напротив нас чинили крышу, я сидела у окна, - меня в тот день наказали, - и мальчишка кровельщик делал мне гримасы. Потом другой кровельщик запел песню, мальчишка тоже стал петь, и - так хорошо выходило у них. Но вдруг песня кончилась криком, коротеньким таким и резким, тотчас же шлепнулось, как подушка, - это упал на землю старший кровельщик, а мальчишка лег животом на железо и распластался, точно не человек, а - рисунок... Она передохнула и докончила: - Когда умирают внезапно, - это не страшно. - Не стоит говорить об этом, - сказал Клим. - Тебе нравится город? - Но ведь я еще не видела его, - напомнила она. |
