.. Кончали бы скорее.
- А вам - зачем старосту? - спросил печник. - Пачпорт и я могу
посмотреть. Грамотный. Наказано - смотреть пачпорта у
проходящих, проезжающих, - говорил он, думая явно о чем-то
другом. - Вы - от земства, что ли, едете?
- Я - адвокат. ,
- Адвокат, - повторил печник, поглядев на мужиков, - кто-то из
них проворчал:
- Стало быть: и нашим и вашим.
- Ну, что ж. Яишну кушать желаете? - спросил печник, подмигнув
мужикам, и почти весело сказал: - Господа обязательно яишну
едят.
Он вынул из кармана кожаный кисет, трубку, зачерпнул ею
табаку и стал приминать его пальцем. Настроенный тревожно,
Самгин вдруг спросил:
- Вы чего хотите от меня?
- Мы? - удивился печник. - А - чего нам хотеть? Мы - дома. Вот
- заехал к нам по нужде человек, мы - глядим.
Сморщив лицо, он раскурил трубку, подвинулся ближе к Самгину
и грубо сказал:
- Идите.
- Куда?
- Туда, - печник ткнул трубкой влево, на группу ветел, откуда
доносились вздохи мехов, стук молотка и сиплый голос:
- Дуй, дуй...
На перекладине станка для ковки лошадей сидел возница; обняв
стойку, болтая ногами, он что-то рассказывал кузнецу. Печник
подошел к нему и скомандовал:
- Подь сюда, Косарев!
Отвел его в сторону шагов на пять, там они поговорили о чем-то,
затем кузнец спросил:
- Не врешь? Перекрестись. И пригрозил:
- Ну, гляди же!
Кузнец начал яростно работать; было что-то припадочное в его
ненужной беготне от наковальни к пылающему горну, неистовое
в его резких движениях.
- Дуй, бей, давай углей, - сипло кричал он, повертываясь в углах.
У мехов раскачивалась, точно богу молясь, растрепанная баба
неопределенного возраста, с неясным, под копотью, лицом.
- Живее, Вася, не задерживай барина, - сказал печник, отходя
прочь от кузницы.
- Злой работник, а? - спросил Косарев, подходя к Самгину. - Еще
теперь его чахотка ест, а раньше он был - не ходи мимо! Баба,
сестра его, дурочкой родилась.
Не переставая говорить, он вынул из-за пазухи краюху ржаного
хлеба, подул на нее, погладил рукою корку и снова любовно
спрятал:
- Заметно, господин, что дураков прибывает; тут, кругом, в
каждой деревне два, три дуренка есть. Одни говорят: это от
слабости жизни, другие считают урожай дураков приметой на
счастье.
- Эй, Косарев, помогай! - крикнул кузнец. Ветер нагнал
множество весенних облаков, около солнца они были забавно
кудрявы, точно парики вельмож восемнадцатого века. По улице
воровато бегали с мешками на плечах мужики и бабы, сновали
дети, точно шашки, выброшенные из ящика. Лысый старик, с
козлиной бородой на кадыке, проходя мимо Самгина, сказал:
- Черти носят...
Самгин отошел подальше от кузницы, спрашивая себя: боится он
или не боится мужиков? Как будто не боялся, но чувствовал свою
беззащитность и унижение пред откровенной враждебностью
печника.
"Это они, конечно, потому, что я - свидетель, видел, как они
сорвали замок и разграбили хлеб".
Он лениво поискал: какая статья "Уложения о наказаниях" карает
этот "мирской" поступок? Статьи - не нашел, да и думать о ней
не хотелось, одолевали другие мысли:
"Печник, конечно, из таких же анархистов по натуре, как грузчик,
казак..."
- Готово, - с радостью объявил Косарев и усердно начал хвалить
кузнеца: - Крепче новой стала ось; ну и мастер!
А мастер, встряхнув на ладони деньги, сердито посоветовал
Самгину:
- Прибавьте на бутылку казенки. Ну, вот, - езжай, Косарев!
Лошади бойко побежали, и на улице стало тише. Мужики, бабы,
встречая и провожая бричку косыми взглядами, молча, нехотя
кланялись Косареву, который, размахивая кнутом, весело
выкрикивал имена знакомых, поощрял лошадей:
- Эх, птички-и!
Но, выехав за околицу, обернулся к седоку и сказал:
- Сволочь народ!
Это было так неожиданно, что Самгин не сразу спросил:
- Почему?
- Да - как же, - обиженно заговорил Косарев. |