|
Как-то вечером, гуляя с женою, Самгин встретил Макарова и позвал его к себе на чай. Макаров еще более поседел, виски стали почти белыми, и сильнее выцвели темные клочья волос на голове. Это сделало его двуцветные волосы более естественными. Карие глаза стали задумчивее, мягче, и хотя он не казался постаревшим. но явилось в нем что-то печальное. Он все топтался на одном месте, говорил о француженках, которые отказываются родить детей, о Zweikindersystem в Германии, о неомальтузианстве среди немецких социал-демократов; все это он считал признаком, что в странах высокой технической культуры инстинкт материнства исчезает. - Женщины не хотят родить детей для контор и машин. Говорил он не воодушевленно, как бы отчитываясь пред Самгиным в своих наблюдениях. Клим пошутил: - Гинеколог обеспокоен уменьшением практики? - Нет, - взгляни серьезно, - начал Макаров, но, не кончив, зажег спичку, подождав, пока она хорошо разгорелась, погасил ее и стал осторожно закуривать папиросу от уголька. "Консервативен, точно мужик", - отметил Самгин. - В самом деле, - продолжал Макаров, - класс, экономически обеспеченный, даже, пожалуй, командующий, не хочет иметь детей, но тогда - зачем же ему власть? Рабочие воздерживаются от деторождения, чтоб не голодать, ну, а эти? Это - не моя мысль, а Туробоева... Самгин усмехнулся: - Вот как! Что он делает? - Он? Брезгует. Он, на мой взгляд, совершенно парализован чувством брезгливости. Взглянув на 'Варвару, Макаров помолчал несколько секунд, потом сказал очень спокойно: - Лидия Тимофеевна, за что-то рассердясь на него, спросила: "Почему вы не застрелитесь?" Он ответил: "Не хочу, чтобы обо мне писали в "Биржевых ведомостях". Самгин стал расспрашивать о Лидии. Варвара, все время сидевшая молча, встала и ушла, она сделала это как будто демонстративно. О Лидии Макаров говорил неинтересно и, не сказав ничего нового для Самгина, простился. - Завтра возвращаюсь в Петербург, а весною перееду в Казань, должно быть, а может быть, в Томск, - сказал он, уходя и оставив по себе впечатление вялости, отчужденности. - Ты что же это убежала? - спросил Самгин жену. - Не выношу Макарова! - раздраженно ответила она. - Какой-то принципиальный евнух. - Ого! - воскликнул Самгин шутливо, а она продолжала, наливая чай в свою чашку: - Хотя не верю, чтоб человек с такой рожей и фигурой... отнимал себя от женщины из философических соображений, а не из простой боязни быть отцом... И эти его сожаления, что женщины не родят... - Ты забыла, - начал Самгин, улыбаясь, но во-время замолчал, - жена откинулась на спинку стула, глаза ее густо позеленели. - Ну, что же? - спросила она, покусывая губы. - Ты хотел напомнить мне о выкидыше, да? - Ничего подобного, - решительно сказал он. - С чего ты взяла? - А что же ты хотел сказать? - Напомнить, что деторождение среди Обеспеченных классов действительно понижается и - это признак плохой... Он говорил докторально и до поры, пока Варвара не прервала его: - Ну, извини. Мне показалось. Самгин подумал, что извинилась она небрежно и лучше бы ей не делать этого. Он давно уже заметил, что Варвара нервничает, но у него не было желания спросить: что с нею? Он заботился только о том, чтоб не раздражать ее, и, когда видел жену в дурном настроении, уходил от нее, считая, что так всего лучше избежать возможных неприятных бесед и сцен. Она стала много курить, но он быстро примирился с этим, даже нашел, что папироса в зубах украшает Варвару, а затем он и сам начал курить. |
