|
Я так подозреваю, что есть и оранжевая и красная, но людей в самое сердце ни за какие коврижки не пустят. Не будем о грустном и мрачном. Итак, в ритуальной зале леди Блек совершала разрыв обряда бракосочетания любимой племянницы и недостойного отпрыска рода Лейстрендж. После получаса завываний и «шаманских плясок с бубнами», под сопровождение сводного рэперского хора зеленомордых коротышек, Беллатрикс Лейстрендж вернула себе девичью фамилию и, в качестве отступных, хапнула половину совместно нажитого с бывшим муженьком имущества. Приятных глазу золотых и серебряных звонких кругляшков в выморочной сейфе было достаточно, чтобы на хлеб с маслом и икоркой сверху хватило правнукам черноволосой красавицы. Причём в расчёт не брался тот факт, что зеленомордые «рэперы» на г… э — э–э, в общем, изойдут слюной, но лежать деньгам мертвым грузом не дадут. Так что там и пра — пра — правнукам на погремушки достанется.
Дождавшись, когда Белла вновь станет свободной и богатой, я попросил своего очаровательного вассала принести из сейфа одну золотую безделушку. На вопрос чернокудрой красавицы ей был дан ответ, прямо указывающий на чашу, полученную Беллой из рук Темного Лорда. Пока я, в компании Крокозуба, Грубозуба, крёстной, тёти Андромеды и Ниры наслаждался великолепным кофе, Белла развлекалась на бесплатном аттракционе, именуемым «русскими горками» в гоблинских тележках. Ещё через пятнадцать минут позеленевшая мисс Блек передала мне вожделенный сосуд — обычная чаша, ничего особенного, из таких тысячу лет назад викинги хлестали трофейное винище, да и сейчас из неё можно было испить, если бы не чёрная дымка над антикварным реликтом. Улыбнувшись так, что Грубозубу поплохело, я протянул свои загребущие ручки к таре и скользнул в могильный холод потустороннего мира.
— Миледи, — выдохнул я с придыханием, — ваша красота поразила меня в самое сердце. Вам никто не говорил, что вы бесподобны? Можно я буду первым? Знаю — комплимент грубый и корявый, но я не ожидал такой встречи. Я всё понимаю — у каждой женщины должно быть маленькое черное платье, но когда нечто сильно обтягивающее едва — едва прикрывает от бесстыжего взора божественные формы, а туфельки на шпильках делают длинные стройные ножки ещё длиннее и стройнее… Я был морально убит и раздавлен. Не так, тут должна стоять вставка из разряда «18+», ибо мысли мои сразу бросились перелистывать картинки из «Камасутры», а следом «Камысобеда», «Камывместоужина». Леди Смерть без боя взяла ещё одну крепость (хе — хе, крепость, скажу я вам, даже брать не пришлось, она пару свиданий назад была готова выкинуть белый флаг). — Корявый и грубый комплимент, Миледи, молю Вас о снисхождении за своё косноязычие. Вы прекрасней распустившейся розы, у вашего покорного раба элементарно не хватает слов, чтобы описать Вашу красоту. — Здравствуй, Гарольд, — холодно улыбнувшись, сказала Смерть. — Зато у тебя хватает фантазии на фривольные картинки в моём исполнении. Как это понимать? — Каюсь, Миледи, — уперев взгляд в мозаичный пол, состоящий из подогнанных друг к другу разноцветных кристаллов льда, сказал я. — Миледи… Оторвавшись от разглядывания узоров под ногами, я посмотрел Вечной Леди прямо в глаза и, сделав пару шагов вперёд, оказался лицом к лицу со Смертью: — Миледи, вам необыкновенно идёт это платье, вы знаете, более горячей штучки, чем вы, я не встречал, Миледи. Может быть мои мысли крамольные, зато они правдивые. Смерть искривила ярко — красные, цвета спелой вишни, губы и неожиданно рассмеялась: — Гарольд, Гарольд, когда же тебе привьют хоть чуточку этикета и уважения к старшим? — Никогда, Миледи. |
