– Встретимся в семь часов на площади Льва Толстого, на трамвайной остановке, – было сказано мне в трубку, когда я снова попала в Ленинград.

Площадь Льва Толстого? Она так много значила в моей жизни. Там первая моя школа… Тот странный, загадочный дом, в котором был когда-то кинотеатр «Элита», переименованный затем в «Резец», а позже в «Арс». Глаза слепил мохнатый снег. Он валил и валил. Вова уже ждал. В военной шинели. Не дав опомниться, подсадил в тут же подошедший трамвай:

– Едем ко мне!

Успела только заметить: уверенный в себе… Мало изменился внешне. Дом его был на Каменном острове. Окна комнаты выходили на один из рукавов Невы.

– Входи. Вот моя обитель. Подожди, зажгу свет. Давай пальто… Слушай, чертовски здорово – ты совсем не изменилась!

– Ладно-ладно. Меня вот снег совсем засыпал.

– А тебе снег идёт!.. Знаешь, что самое удивительное? Ты жива, и я жив. И мы с тобой сегодня встретились. Куда же тебя усадить? Сюда!.. И вот тебе скамеечку под ноги.

– Я же не совсем ещё старенькая.

– Ты вовсе даже совсем молоденькая. А скамеечка для того, чтобы тебе было ужасно как удобно. А подушечку вот так, чтоб уж совсем славно.

– Мне это может понравиться.

– Ну, то ли ещё будет! Дай-ка всё-таки разглядеть тебя как следует.

– Не надо бы.

– Молчи… Сейчас приготовлю ужин. А ты слушай музыку, отдыхай и готовься рассказывать всё по порядку.

Он убегал на кухню, собирал на стол, весело оглядывал меня.

– Сейчас всё будет готово. Хочу тебя удивить. Удивлю!

В памяти Вова – трёхлетний-пятилетний мальчуган. Затем юноша… Сейчас – взрослый, возмужавший человек. Почему не так тяжко плечам? Где и когда я сбросила приросший к спине рюкзак с горем и обидами? Что это со мной? Я отдыхаю? Кто-то хлопочет рядом. Для меня? Ах, боже мой! Так бывает, наверное, когда неведомо каким образом перемещаешься с одного материка на другой.

– Ужинать подано. Прошу.

А совсем не надо бы. Длить бы и длить это отдохновение, забиться в тепло и тишину. Пусть бы ещё он долго-долго готовил ужин, а я отдыхала бы так, как давно-давно не случалось.

– Рассказывай. Всё. Считай, что заполняешь белую страницу, – приказал он.

И я вдруг, без всяких раздумий:

– Хорошо. Сначала ссылка – три года. Потом арест. Тюрьма. Лагерь – семь лет. Сейчас фактически тоже ссылка, уже третий год. Всё. А ты?

Пауза длилась долго. Он медленно поднялся. Достал из шкафа плед. Бережно накинул его мне на плечи. Сел на скамеечку у ног:

– Ты – и ссылка? Ты – и тюрьма? И лагерь? И столько лет! Говори всё!

– Ой, как не хочется!

– Самое главное хотя бы.

– Главное сказала. О самом-самом ведь всё равно не смогу.

– За что хотя бы?

– А если ни за что? Лучше бы ты не задавал такого вопроса. До него мне было так легко на сердце.

– Прости. Я неуклюжий и глупый болван. Прости.

– Как ты?

– Я что? Военно-медицинская академия. Фронт. Ленинградский. Ладога. Дорога жизни. Операции, операции. Бомбёжки. Кровь. Тонул. Ранен. Была неудачная женитьба. Сейчас один. Люблю хирургию. Заканчиваю не первую научную работу. В медицинской энциклопедии известному тебе имени отведён солидный абзац. Мне, знаешь, стало вдруг стыдно всего этого…

– Не смей так!

– Я тебе правду говорю.