– У моей жены случаются приступы ненависти ко мне.

– Наверное, ты бываешь в чём-то виноват. Не просто же она человеконенавистник?

– Ты хочешь сказать, что по-прежнему не поручилась бы за меня?

– Не поручилась бы. Вот о чём я, собственно, хотела поговорить с тобой. У меня в паспорте печать о браке с тобой. Нелепость. По моей глупости…

В глазах его мелькнул испуг. Но он сказал:

– И ты думаешь, я соглашусь на развод?

Стало яснее ясного, что он мне ни в чём не поможет. Затевать разговор о том, как он может считать меня виновницей ареста, тоже было глупо. Возможно, на самом деле он так и не думал. Он жил в каком-то чаду перепутаницы. Не умел иначе. Я посмотрела на часы.

– Ты хочешь, чтобы я ушёл? Мне пора?

– Пора.

Трудно сказать, почему я не сразу отошла от двери, которую захлопнула за ним. Услышала что-то вроде стона. Пролётом ниже Эрик стоял и плакал. Сошла к нему:

– Ну же, Эрик!

– Я только сейчас понял, как дико изголодался по твоей душе, по уму, по глазам, по голосу. Зачем они всё это сделали? Зачем им это было нужно? Что делать сейчас?

– Всё уже сделано. И не без твоего личного вклада, Эрик. Успокойся. Не надо так. Не надо.

– Я не могу без тебя. Не умер тогда, так умру сейчас…

– Ни тогда такого не случилось, ни тем более сейчас. Ты жив, и всё у тебя прекрасно. Остальное – ненадолго. Пройдёт.

Он позвонил на следующий же день:

– Я у твоего дома. Выйди. Мне надо тебе что-то сказать.

Навстречу шёл, чему-то улыбаясь:

– Ты надела кофточку? Почему ты кашляешь? Так вот что я тебе скажу. Ты – родная. Ты – моя жена. Я – твой муж. И никем другим я в твоей жизни не буду. С тобой я чувствую себя самим собой. Нет никого прекраснее…

Улыбнулась и я:

– Какой же ты на самом деле, Эрик? Знаю одно: за то, что говоришь, по-прежнему не отвечаешь. Не верю ничему. С тех давних пор не верю. Ты просто забавляешься.

– Я мог быть другим. Ты поверила им, – перешёл он в наступление. – Ты сдала меня им. Я сейчас полон злобы за то, что они покалечили нашу жизнь.

– А под злобой?

– Тоже нет прощения!

– Ну хоть что-то…

– Знаешь, – рассказал он, – дочь вчера подошла ко мне и спросила: «Папа, что с тобой? У тебя что-то случилось?» Она меня очень чувствует. Она самое близкое мне существо.

– Сколько ей?

– Девять лет.

– Уже большая девочка. Хорошо, что у тебя такой друг.

Так мы расстались уже навсегда, чтобы, живя в одном городе, никогда уже не встретиться и ничего друг о друге не узнать.

* * *

Микуньский Дом культуры, украшенный картинами, горельефами, скульптурами Бориса (всё было сделано им одним), наконец открылся. Поселковое начальство решило организовать при нём музыкальный и театральный коллективы. В музыкальный пригласили аккомпаниатором из Княжпогоста Дмитрия Караяниди. Руководить театральным назначили Анну Абрамовну Берзинь, жену писателя Бруно Ясенского. Умевшая быть беспощадной и язвительной, Анна Абрамовна многое презирала, жила с каким-то душевным отчаянием, даже вызовом. Опекая кого-нибудь, становилась нежной, исполненной участия. Так было с обаятельным, добрым и удивительно славным Сашенькой Жолондзем, которого она взяла к себе в коллектив. Анна Абрамовна пришла и ко мне:

– Если будете играть у меня в спектаклях – соглашусь вести здесь театральный коллектив. Ну?

Времени у меня на это не было. Желания – тоже.